— Вы льстец, капитан. Я уж и забыла, когда была кавалер-дамой…
— Только не говорите мне, что вы декан факультета! Я все равно не поверю.
— Не скажу. Я — графиня Рейнеке. Заместитель заведующего кафедрой.
— Графиня? — Капитан усмехнулся. У него была славная, открытая улыбка. — В ваши годы? В таком случае я адмирал. Знаете, я поначалу нервничал. Беата жаловалась, что здешние мэтры — звери. С клыками и когтями. Вот, думаю, явлюсь на кафедру, не понравлюсь… Потом кто-нибудь Беату на зачете — раз, и в пепел. Это хорошо, что я встретил вас. Вы шутите, значит, все в порядке.
Он младше меня лет на десять, прикинула Анна-Мария. Когда возбужден, делается болтлив. Ладная фигура. Слово из дешевых логосериалов — ладная. Но в данном случае — очень точно. Жаль, рост маловат.
— По-вашему, я не гожусь в графини?
— Отлично годитесь. Лет через двадцать.
— Это комплимент?
— Это констатация факта.
Оправившись от первого потрясения, капитан на глазах превращался в записного сердцееда. Надо сказать, без особого успеха. Сердцееды не краснеют. И уж точно нет у сердцеедов таких милых, таких детских ямочек на щеках.
— Уже легче. Сперва я решила, что это — мнение о моих профессиональных способностях. Хорошенькую карьеру вы мне напророчили…
— Я…
— Не смущайтесь. Обождите, я сейчас узнаю. Запрос!
Голосфера на столе мигнула россыпью огоньков.
— Беата ван Фрассен, место регистрации?
Акуст-линза прокашлялась басом. Все-таки герцог Раухенбаум был большим оригиналом. При Анне-Марии линза приобретет дивное сопрано. И навсегда забудет про кашель. Это уже решено.
— Второе общежитие, — доложила информателла. — Комната семь, первый этаж.
— Видите, как просто? Спешите к сестре, капитан.
Он не уходил.
— Ценольбология? Что вы преподаете, моя графиня?
— Общественное и индивидуальное счастье. — Анна-Мария вновь почувствовала себя на первой лекции. Если честно, приятное ощущение. — Его условия и причинно-следственные связи. Вот вы, капитан… Что вам нужно для счастья?
— Чтобы вы согласились поужинать со мной, — без запинки отбарабанил он.
— Хорошо.
— Вы согласны?
— Нет. Хорошо в том смысле, что примем ваш ответ за основу. Это условие вашего сиюминутного счастья. Довольно глупое условие, замечу.
— Уж какое есть, — обиделся капитан.
— Что за причина породила это условие?
— Вы мне нравитесь, графиня.
— Охотно верю. Мой дядя утверждал, что его офицерам в первый день отпуска нравятся все женщины, включая статую Отчаяния на Картском мемориале.
— Ваш дядя?
— Контр-адмирал Рейнеке.
При упоминании контр-адмирала он содрогнулся. Слава бежала далеко впереди Рейнеке Кровопийцы. Говорили даже, что на завтрак контр-адмирал ест жилистых штабс-обер-боцманов, вымачивая их в боцманских слезах. Анна-Мария знала, что это ложь. Дядя предпочитал капитан-лейтенантов.
Таких, как этот красавчик.
— Вернемся к вашему счастью, капитан. Причина — я вам нравлюсь. Условие достижения — мое согласие на ужин с вами. Я вас верно поняла?
— Да! Вы согласны?
— Ни в коем случае. Вы не сдали зачет. Причину я еще готова принять, усилив ее сексуальным напряжением после длительного воздержания…
Румянец на щеках капитана стал пунцовым.
— Но условие… Согласно основам ценольбологии, то, что вы назвали в качестве условия, — один из внешних стимулов желания. Я соглашусь, и вам для счастья сразу понадобится угостить меня вином. Заглянуть мне в декольте. Танцевать со мной. Далее счастье, этот ненасытный монстр, потребует от вас пригласить меня в отель. Или напроситься ко мне в гости.
— Похоже, графиня, я бездарно провалил зачет.
— Именно так. Ваше лжесчастье — динамический процесс. Он неудовлетворим в принципе. А мы в первую очередь говорим о подлинном, фундаментальном счастье. Его условия определяются одним-единственным словом.
— Каким же?
Он ждал — и дождался.
— Ограничение.
— Вы шутите?
— Ничуть. Я вам нравлюсь. Вы желаете обладать мной. Немедленно. Но мешает ограничение: мораль, сомнение в моем согласии, уголовная ответственность за насилие…
Допустим, все ограничения сняты. Допустим, вы повалили меня на пол и достигли цели. Будете ли вы счастливы?
— Да что вы такое говорите? Разумеется, нет!
— Ответ принят. Вы будете удовлетворены. А счастливы вы сейчас. В эту самую минуту. Из-за ограничений. Превращающих в счастье каждую поблажку. Я заговорила с вами — счастье. Вы распускаете павлиний хвост — счастье. Надеетесь, рассчитываете, строите планы — счастье. Дальше углубляться не стану, вы — офицер космофлота, а не мой студент. Просто задумайтесь и ответьте: я права?
— Я буду ждать вас внизу, — ответил он.
— А ваша сестра?
— Мы вместе навестим мою сестру, графиня. А потом пойдем ужинать.
— А если я замужем?
— Это не имеет значения.
Ограничения, подумала Анна-Мария. Разница в возрасте. Сплетни: интрижка с молодцом-офицериком. Косые взгляды в спину. А, катись оно все в черную дыру…
— Я ухожу, — сообщила она кабинету, дивясь самой себе, той, какую не знала до сегодняшнего дня. Знакомство было головокружительным, как обморок. — Отключить питание. Взять под охрану!
— До свиданья, графиня, — ответила информателла. — Удачного вечера.
Проекция оконного плюща исчезла, трепеща листьями. Стекло приобрело цвет спелой вишни. Погасли огни рабочей сферы. Вздрогнул аквариум. Рыбки начали рассасываться одна за другой, превращаясь в крохотные радуги. Павлинцы и семихвосты, стилеты и паяцы, бахромчатые сомики, змееглавцы — все обратилось в сияющий калейдоскоп, завертелось, растворилось…
Погасло.
