землёй.
В тишине, нарушаемой лишь шёпотом ветра в кронах кривых деревьев, они соскочили на мягкую, влажную почву, поросшую спящими травами. Прикреплённые к телу доспехи хлестнули привычной, немного притупившейся болью — это помогало эльдарит йиннеас притупить мандраж и распалить злость. Увлекая за собой дюжину воинов, в чёрных доспехах, сливающихся с предутренним мраком, Аваллах устремился по поросшей деревьями аллее в сторону изящного многоугольника строения, с лёгкими резными арками и тонкими, словно нити дождя, колоннами. В туманной мгле оно казалось нереальным. Из холодной дымки проступали лишь его стрельчатые контуры цвета слоновой кости, подсвеченные призрачными голубоватыми огоньками. Впереди пушисто вспыхнули и грохнули взрывы, снесшие высокий, тонкий обелиск, обрушившие часть оплетающих его галерей. Началось! Аваллаха охватило радостное возбуждение, какое, наверное, бывает у пылкого любовника перед самой встречей с возлюбленной. Он крепче стиснул рукояти хищно сверкнувших кривых зазубренных клинков — он не любил оружия дальнего боя, — и его губы растянулись в хищной ухмылке.
Не ждали? Это мы, ваш оживший ночной кошмар!
Эльдары не ожидали нападения, но надо отдать девчонкам должное — они быстро собрались. Ночной воздух, перекрывая канонаду и гулкий грохот взрывов, вспорол жуткий, пронзительный, пробирающий до самых костей вой. Воющих Банши назвали в честь духов, предвещающих смерть своим полувоем-полуплачем не ради пафосного словца. Их голоса усиливали и модифицировали динамики, встроенные в изящные шлемы с высокими плюмажами, превращая боевые кличи и крики в нечто жуткое, тяжело бьющее по нервам, раздирающее их вклочья. Аваллах слышал истории о том, что некоторые противники умирали или сходили с ума от одного только зрелища несущихся на них воющих белых призрачных фигур, напоминающих беспокойных, голодных призраков. Однако, такая слабость присуща лишь низшим расам. Тёмных эльдар подобные фокусы лишь злят ещё больше.
Девки бросились на них, точно разъярённые волчицы. Казалось, они считали себя бессмертными. Они дрались с яростным, безумным ожесточением. Но что они могли?
Спустя несколько мгновений всё было закончено. В едком, дымящемся воздухе раздавались лишь жалобные стоны раненых — оружие тёмных убивает не сразу, это было бы слишком прозаично и посредственно. А его последняя жертва, вступившая с ним в отчаянный поединок, рухнула перед ним на колени, зажимая рану на боку. Аваллах сорвал с неё шлем, и они встретились взглядами. И тут он понял — вот, что он так долго искал!
Её попыталась отнять Диара — офицер-сибарит второго отделения воинов Кабалы, — наглая и крайне неприятная девица, крайне охочая до смазливых пленниц. Пришлось объяснить ей, что этот подарок Аваллах оставляет лично себе, ведь такие редкие самоцветы на дороге не валяются и должны попадать лишь к самым достойным. Он не знал, что убедило девушку-сибарита больше: его клинок у её милой шейки, или же слова господина Кархаллаэля, довольного успешным рейдом и действиями десятка Аваллаха, а может, и то и другое. Но, факт, что Диара сдалась и, сделав вид, что не больно-то и хотелось, поспешила удалиться, довольствуясь собственным стонущим и причитающим уловом.
В каюте царил приятный полумрак, нарушаемый лишь слабыми отблесками лиловых светильников. Их блики причудливым переплетением теней ложились на матово поблескивающие стены каюты, выхватывали походную кровать, двери отсеков за которыми теперь покоились доспехи и оружие Аваллаха. Сменив боевые облачения на более удобные одежды, состоящие из рубашки, штанов, к поясу которых были прикреплены его любимые парные клинки и высоких, до колен сапогов с остроконечными краями у колен, Аваллах расположился на удобном кресле, с наслаждением прислушиваясь к боли в мышцах. За округлым иллюминатором фосфоресцировали и приглушённо сияли бескрайние звёздные поля. Приглушённо гудели двигатели — ещё день и они будут дома, — хотя, в принципе, варп-прыжки не занимают много времени, и они уже скользят по причудливо и безумно преломляющимся пространствам Коморры.
Бокал с вином в правой руке Аваллаха приятно холодил ладонь. Перед ним, на стене, была растянута его пленница. Её обнажённое тело, словно светилось в полумраке, наполняя его диким желанием и мучительным томлением. Её крепкие, упругие груди, приподнятые от того, что скованные руки заведены высоко вверх, соблазнительно двигались от её частого дыхания. Так и тянуло ласкать их, трогать, поглаживать, жать, стискивать изо всех сил, выкручивая тёмные соски, кусать их до крови. Между изящно очерченных рёбер залегли лёгкие тени. Её поджарый, ровный живот, по которому хотелось нежно провести, сверху вниз, к жёстким рыжими волоскам под ним, напоминающим маленький язычок пламени в паху, скользнуть дальше, к нежной, чувствительной плоти между точёных округлых бёдер. Одного взгляда на красавицу — даже по меркам эльдар, — хватало, чтобы кровь бежала по жилам быстрее, разливалась по телу жаром невыносимого возбуждения и напряжением, которое хотелось тут же снять. А ещё, мучительной тоской и злостью. На запястьях и лодыжках этого сокровища появились кровоподтёки от оков — они смотрелись как причудливые коралловые украшения на её руках и ногах. Как бы прекрасно смотрелись вино-красные струйки крови на этой безупречно белой бархатной коже, когда крюк, или лезвие хирургического ножа бережно бы рассекало её, аккуратно срезая тонкую полоску за полоской. Но, от этих невольных мыслей его чуть ли не затошнило.
Однако, они все имели право на то, чтобы хоть немного себя порадовать. Воины Кабала показали себя на высоте стремительностью, безжалостностью и слаженностью действий. Дракхон Кархаллаэль, на которого и так уже обратил благосклонное внимание самый могущественный Архонт Коморры, Асдурбаэль Вект, набрал столько добычи, что сумеет преподнести ему впечатляющий подарок. Он покажет, что может быть весьма и весьма полезен Архонту Чёрного Сердца, и значит, сумеет заручиться его поддержкой. Если это случится — его Кабалу обеспечено славное и богатое будущее. Так что поводов для радости у них у всех было полно. Кроме самого Аваллаха.
— Не хочешь выпить? — спросил он.
Пленница вновь подняла на него пылающий взор своих восхитительных изумрудных глаз. Его так и обожгло концентрированной ненавистью.
Глупышка, а страх спрятать тебе всё равно не удаётся. Признайся, ты боишься. Очень боишься боли и с ужасом ждёшь, что же я буду с тобой делать. Тем более, мы оба прекрасно слышим надрывные приглушённые вопли и судорожные истерические рыдания одной из твоих подруг. Это мои развлекаются…и кричать она будет ещё очень, и очень долго. Раньше бы меня эта мысль даже позабавила. А теперь…мне стало до тошноты мерзко и мучительно стыдно. Как будто, это не ты, а я распят голый перед тобой, под твоим полным ненависти взглядом.
— Нам лететь ещё долго, это поможет скоротать время, — Аваллах даже улыбнулся.
— Думаешь, умолять о пощаде буду? —
