В книжном уж слишком холодно, долго не просидишь, на верхних этажах теплее, хотя все равно морозяка. Стекол в большинстве квартир не сохранилось, по комнатам гулял ветер, и мы сидели в гостиной, где отсутствовали окна. Накидали на пол ковров, на стены тоже, ковры оказались синтетические, и моль за прошедшие годы их не сожрала. Довольно теплые. С утра мы плавили снег, пили чай, дожевывали лапшу. Молчали, потом отправлялись бродить по дому, искать полезное, от подвала до чердака.
Так проходили дни.
Вроде бы на пятый я вспомнил про диван. Только на пятый, время зимой замедлилось, почти остановилось, застыло, как смола, голод тоже способствовал его тягучести.
— На седьмом этаже диван, — сказал я.
— И что? — спросила Алиса. — Он волшебный? Мы на нем перенесемся в мир до катастрофы? Или в грядущее без уродов?
— Он кожаный. Если сунуть его на улицу, то лак на коже потрескается и ее можно попробовать сварить…
Алиса обидно рассмеялась.
— Приятно чувствовать себя в старой компании, — сказала она. — Пожиратели диванов, запекатели блох, сушильщики червей, вы милые люди, люди. Не, вы как хотите, а диван я есть не буду. Ни вымоченный, ни вымороженный, сами ешьте, без меня. Жертвую.
Я поглядел на Егора. Особого неприятия, судя по его лицу, идея с диваном не вызывала. Можно попробовать. Хотя сам я не очень уверен — дивану за сотню лет где-то, скорее всего все питательные вещества давно выветрились. Но все равно ничего другого нет.
— Пойдешь?
Егор кивнул.
Открыли дверь, вышли на площадку. Я свернул факел из обоев и занавесок, двинулись вперед. Карбидку не зажигал, берег, кто знает…
— Такого снегопада никогда не было, — сказал Егор. — Я не помню. Снега всегда очень мало выпадало, мороз вместо него. Сугробы выше роста не наметало.
— Поэтому так и получилось. Мало, мало, а потом сразу много. Неудивительно.
— Почему неудивительно?
— Последние дни, — сказал я. — Сначала эти смерчи, потом засуха и землетрясения. Теперь вот снег и мороз. А когда все это растает, будет потоп. И железная саранча какая-нибудь. Все по порядку, пока совсем ничего не останется. И никого. Помнишь, этот ученый, Гейнц? Слишком дерзкий был. Хотел посмотреть в глаза Господа. Вот и посмотрел… Знаешь, я вот не очень люблю, когда мне в глаза пялятся, злюсь от этого очень. Так что это Гнев. И знак — если не перестанете подглядывать — хуже будет. Нам стоит поторопиться к этой самой кнопке.
— Как? Мы даже не знаем, где находимся…
Это точно. Город здорово перетряхнуло, улицы сместились, дома попадали, ориентиров почти не осталось. Потом снег, неожиданно обильный… Спрятались в первой попавшейся девятиэтажке, думали отсидеться. Когда я догадался посмотреть улицу и номер дома, снег поднялся выше второго этажа. Заблудились.
— Мы в ловушке, — вздохнул Егор.
Он прав. Я впервые столкнулся с подобным. Зима, конечно, не самое приятное время года, холодно, частенько голодно, колени затекают, и клопы грызут безжалостнейше, весной, когда на поверхность вылезаешь, вся шкура в дырьях… Но зато зимой спокойно. Погань засыпает, мир останавливается, есть время подумать, наточить ножи, налить пуль…
Сейчас времени нет. Мы не замерзнем — можно заворачиваться в ковры и жечь мебель, мы умрем с голода. Через пару месяцев.
Бежать некуда.
Подвал. Вчера сам спускался, осматривал. Сухо, воды нет, бетон, трубы, старые койки, пустые бутылки. Ничего интересного. Никакого выхода, даже если расковырять пол.
Чердак. Его обследовали с Егором, с утра. И тоже бестолково: трубы, бутылки, кирпичи. Костей много, то ли крысы, то ли голуби, сейчас уж не разберешь, давно истлели.
Попробовали на крышу выбраться, но не получилось, люки были прижаты снегом. Да и незачем, что там на крыше интересного?
Никуда.
И мыслей никаких.
— Куда пойдем? — спросил Егор.
— К дивану.
Отправились на седьмой.
Егор кряхтел и стонал, я знал, о чем он кряхтит, — о слоне. Я думаю, что Егор был бы не против в этом слоне и помереть. В теплоте, в носках, с какао.
На седьмом четыре квартиры, двери давно выломаны, диван в самой правой.
— Я диван раньше не пробовал, — вздохнул Егор.
Я хотел ему сказать, что все когда-то случается впервые, но вспомнил, что, кажется, это я уже говорил. И не один раз.
— Диван… — морщился Егор. — Ну, не знаю…
— Они вкусные, — утешил я. — Главное, хорошенько отварить.
— Ладно, попробуем…
Диван стоял на месте, в большой комнате, у окна. Обширный, черный, пухлый.
— Хороший… — вздохнул Егор. — Жалко…
Я без размаха ударил диван в спинку. Кожа лопнула, и наружу с каким-то неприличным нетерпением выскочили пружины и нечесаные волосы. Я ободрал кожу, кинул ее Егору.
— Нарежь на ремни, — велел я.
Егор принялся кромсать кожу, я продолжил разбирать диван с какой-то глупой надеждой. Однажды вот так наткнулись в одной квартире на диван, правда, из красной кожи, прошлым летом. Раскромсали его и обнаружили внутри много интересного. Несколько окаменевших шоколадок и печений, железную банку с лимонадом и целую горку орехов в крепкой скорлупе. Диван стоял напротив большого телевизора, видимо, человек любил перекусывать во время просмотра передач, засыпал и ронял еду в диванную щель, в которой за долгое время скопились целые запасы. Мы угощались два дня. С тех пор я частенько проверял диваны и иногда действительно встречал полезное.
— Кожа ненастоящая, — сказал Егор. — Смотри.
На обороте квадратики с буквами. Ясно, искусственная, на все диваны кожи раньше не хватало.
— Есть можно? — спросил Егор с надеждой.
— Вряд ли.
Егор бросил обшивку на пол.
Я продолжал курочить диван. Выскакивали пружины, лохмы, стружка, диван был построен накрепко, ничего внутрь не провалилось. Зато обнаружились настоящие деревянные бруски, на дрова пойдут.
— На кухне дерево стоит, — сказал Егор, — я в прошлый раз еще заметил. Может, кору погрызть…
— Иди, попробуй.
Егор отправился на кухню, я остался. Дорубил диван, стал изучать стены. Ничего. Полезного то есть. Фотографии старые, железные тарелки, картины. Окно из специального пластика, кажется, пуленепробиваемое стекло, перепачканное свалявшейся пылью. Протер и выглянул.
Не увидел ничего. Белая мгла, пелена настолько густая, что в ней терялся небесный свет — по будильнику Егора был час дня. Что же делать-то…
Ясно, что зиму не пересидеть. Она только-только началась, а сколько продолжится, непонятно, месяца четыре, нам не пережить и двух. Через снег не пройти, снег должен устояться, да и то только на снегоступах…
