Воспитуемый Грат, понурившись, плёлся за ротмистром. Вся секция гадала, чем обернётся для бедолаги неосторожно брошенная фраза.
Кабинет командира гарнизона базы был выдержан в духе традиционной суровой простоты: массивный дубовый стол, шкаф, сейф, оружейная стойка, над которой, воздев к потолку острие, стоял полутораручный меч с древним гербом рода Тоотов; таблицы на стенах, план расчистки укрепрайона, схема форта-базы — того, что осталось от некогда могучего щита Империи. Ротмистр сел на стул, один из двух, имевшихся в кабинете, и поднял глаза на бойца.
— Воспитуемый, в прошлом вы — зоолог. В том году вы приезжали сюда из столицы в составе экспедиции.
— Так точно, господин ротмистр!
— Вы изучали возможность использования упырей для несения пограничной службы.
— Видите ли, это была идея… — воспитуемый наткнулся на холодный взгляд Тоота. — Так точно, господин ротмистр!
— Ваша экспедиция не обнаружила ни одного упыря, вы зря разбазарили казённые деньги. На эти средства можно было месяц содержать десяток солдатских вдов и детей. Как после этого вы смеете запугивать личный состав секции нелепыми историями?! Вас следует отправить в карцер!
При упоминании карцера — железной трубы, заполненной до самого подбородка холодной водой, лицо допрашиваемого приобрело мертвенную бледность, но чувство научной правоты вытеснило крепко вбитый прикладами страх.
— Господин ротмистр, вы производите впечатление умного человека. Говорят, вы в прошлом были учителем!..
— Про упырей тоже говорят, — оборвал ротмистр.
— Послушайте же! Я вас уверяю, упыри — чрезвычайно сообразительные и осторожные твари. Они чуют людей и прячутся под землёй, когда человек ещё не в состоянии ни увидеть, ни услышать их.
— Прячутся?
— Так точно, прячутся.
— Везде прячутся, а у нас на базе бегают.
— Так говорят, — понимая, что сморозил нелепицу, вздохнул бывший зоолог.
— Вот что, Грат. На первый раз я не стану отправлять вас в карцер. Вы заступите в наряд на огнемётной позиции вместе с воспитуемым Шара. Если поутру, обходя Периметр, я обнаружу два загрызенных трупа, то поверю, что вы были правы, и предприму всё от меня зависящее, чтобы изловить и уничтожить свирепую тварь или тварей, сколько бы их там ни было. Но если вы останетесь живы и ещё раз обмолвитесь об упырях на базе — сгниёте в карцере. Это понятно?
— Так точно, господин ротмистр! — с облегчением вытянулся Грат.
Тоот поглядел на часы.
— До включения противобаллистической защиты три минуты двадцать три секунды. Бегом к секции! Не хватало, чтоб вы мне тут пол загадили!
Едва воспитуемый скрылся за дверью, ротмистр поднялся и в два шага перешёл в личные покои. Его, доблестного офицера Боевого Легиона, крайне раздражали сеансы лучевого перехвата. От них звенело в ушах и ломило виски. Атр вошёл в свою комнату, повернул ключ и позвал:
— Дрым, морда лохматая, ты где?
Дрым, огромный, покрытый длинной чёрной шерстью, вылез из-под металлической кровати. Треугольные уши на его непропорционально большой голове поднялись столбиком, будто выслушивая, как где-то далеко на башне противобаллистической защиты операторы возятся с оборудованием, контролируя включение спящих лучевых установок.
— Дрым, жалуются на тебя, собачатина ты ужасная! Говорят, ночью в укрепрайоне бегаешь.
Упырь оскалил пасть, как показалось ротмистру Тооту, в ухмылке. Неподготовленного человека от такой гримасы на огромной собачьей морде охватила бы оторопь. Особенно страшно было, когда зверь появлялся вдруг практически ниоткуда, вырастал посреди ночи сзади или чуть сбоку и сидел, вот так вот пристально глядя и ухмыляясь. И клыки в его пасти, белые, острые, величиной с палец, производили завораживающее впечатление.
— Ты зачем часовых пугаешь, зверюга?
Дрым расплылся в ещё более широкой улыбке и вывесил красный язык. Время от времени он и впрямь любил появиться где-нибудь на позиции, зевнуть этак во всё горло, демонстрируя свою роскошную пасть, и уставиться вопросительно на караульных. Те разбегались. Дрым же находил котелок с бобовой похлёбкой, опустошал его в два глотка и исчезал в ночной тьме. Зная аппетит чудовища, воспитуемые предпочитали остаться голодными, чем послужить ему ужином.
Тоот ощутил ломоту в висках, и в тот же миг гордость за свою несгибаемую славную державу наполнила сердце. Как бы ни ярились, как бы ни точили зубы хонтийцы и пандейцы, какие бы ни плели козни безумные мутанты из-за Голубой Змеи, какие бы ещё субмарины ни приплывали к нашим берегам из-за океана, недрогнувшей рукой, железным кулаком сметём и раскатаем!..
И как всегда, впереди будет острие меча Неизвестных Отцов — победоносный Боевой Легион.
— Вперёд, легионеры! — самозабвенно завопил он. — Железные ребята! — И тут поймал на себе печальный взгляд круглых глаз упыря.
Дрым поднял переднюю лапу, то ли подавая её, то ли приглашая сесть.
«А чего это я вдруг раскричался? — внезапно подумал ротмистр Тоот. — Боевой Легион, конечно, несгибаем, и врагам нас не одолеть, но кричать-то чего?»
Он устало опустился на табурет и подхватил ладонью мощную лапищу мохнатого друга.
— Привет-привет, кошмар ходячий. Ты сегодня наверх не бегай. Там один высоколобый, он тебя ещё в прошлом году искал.
Атр погладил зверя по спине. Отчего-то прикосновений к голове упырь терпеть не мог. В этот миг верхняя губа его нервно приподнималась, а оскал приобретал угрожающее выражение.
Два года назад старшина проходчиков секции «Дагма» перед самой отправкой на вечное поселение принёс командиру гарнизона подарочек из разбомблённого форта у старицы Голубой Змеи. Группа проходчиков наткнулась тогда на дохлую упыриху, неосторожно подставившую бок под оставшийся с войны замаскированный пулемёт флангового прикрытия. Техника сработала безукоризненно: стоило зверю пересечь линию огня, как сработала автоматическая гашетка. Изъеденный коррозией ствол разорвало на десятом выстреле, но четырёх пуль, способных разворотить борт десантного бронетранспортёра, упырихе оказалось достаточно.
— Шерсть у них тёплая, — будто оправдываясь, пояснил старшина проходчиков, неловко протягивая крупного щенка. — Меховые рукавицы хорошие выйдут.
Он хотел ещё что-то добавить, но стушевался под взглядом ротмистра и сипло попросил разрешения отправляться в барак. Через три дня бедолага нарвался на мину-ловушку. А щенок так и прижился у ротмистра, давая повод легендам, одна страшнее другой.
— Ты один у меня друг и есть, — со вздохом проговорил Тоот, продолжая гладить спину упыря. — Жаль, что ты не разговариваешь, хоть бы словцом перекинулись.
