Прямо по курсу располагалась аномалия «стенка». Это невидимая такая штука, в несколько метров шириной, с одной стороны в нее гайка влетает, а с другой осыпается пеплом. Вместо гаек частенько оказывались невнимательные собратья сталкеры. «Стенки» последнее время попадались такие мощные, что добивали вверх даже до вертолетов.
— Двигаем вправо, — скомандовал Кондор и, пропустив вперед Тюбика, начал спускаться с насыпи, Колобок — замыкающим.
Бродяги осторожно, след в след, прошли эти триста метров за Тюбиком, который продолжал проверять дорогу нехитрым сталкерским способом, а Кондор осматривался и указывал Колобку на признаки наличия ценных «побочных эффектов образования аномалий», как по-научному назывались артефакты.
Через пару часов такого продвижения, добрались до гаражей. В некоторых из них стояли проржавевшие насквозь автомобили каких-то древних марок, таких уже и не помнит никто. Уродливые на редкость.
Прочесав гаражи, собрали полный контейнер. Можно топать теперь обратно. В предвкушении навара и распива по этому поводу полулитра в баре. Хотя радоваться еще рано.
Сначала надо дойти до периметра, не попавшись ни мародерам, ни фанатикам по зачистке Зоны, ни военным, а это задачка посложнее отстрела мутантов и обнаружения ловушек.
На сваленных рядом с гаражами полуистлевших шинах решили сделать привал. Сели отдохнуть и перекусить. Ноги у Колобка ныли от усталости, а натруженные плечи настоятельно требовали освобождения от тяжелого рюкзака. Кондор был, как обычно, мрачен, а худющий Тюбик — бодр и весел. Через несколько минут сосредоточенного чавканья, старшой нарушил молчание:
— Тут еще подвал есть, — внимательно разглядывая содержимое банки и тщательно пережевывая разогретый паек, произнес Кондор — может проверим? Раз уж дошли сюда.
— Да ну его, в подвал лезть, вдруг там зомбяки прячутся.
— Вряд ли, Тюбик, жмуриков давно здесь не осталось. Один ходок видел, как зомби снимает что-то камерой. За этими кадрами целую охоту устроили, ну и перебили всех япошек, — Колобок облизал ложку и сунул ее в карман. — Здесь теперь никто не обитает. Люди сюда забредают нечасто, зверью питаться нечем. Поэтому никакую тварь мы здесь не встретили.
В принципе, Колобок был согласен с предложением старшого, раз уж приперлись, зачем оставлять то, что можно забрать. Конечно, хочется выбраться из неприятной местности быстрее, но бросать хабар — не резон. К тому же время у них еще осталось, успеют и в подвал слазить и к сумеркам дойти до базы военных, где планировали остановиться на ночлег и сбагрить собранное. У Кондора там свои люди имелись. Так и решили.
Кондор остается охранять тылы и снарягу, а он с Тюбиком спускается в подвал гаража.
Лестница, ведущая вниз, в темный провал подземелья, сохранилась намного лучше, чем разрушенные стены и крыша гаражей. Тюбик шел впереди, светя мощным фонарем и кидая гайки, Колобок, пригнувшись, с винтовкой наперевес, следом.
Когда они, не встретив на пути никаких препон, спустились в подвал, и Кондор не мог слышать их разговор, Тюбик заговорил шепотом:
— Слышь, Колоб, тебе наш старшой не кажется мрачнее обычного?
— Да нет, вроде всегда такой. А что?
— Я слышал, он в карты проигрался по-черному. Деньги ему позарез нужны. Много…
— Так мы и хабара собрали не хило, — они уже осмотрели небольшое помещение, ничего не найдя ни опасного, ни интересного и теперь двигались к выходу.
— Вот и я про это, зачем ему на троих делить?
— Стой, дай подумать…
Подумать он не успел. В подтверждение подозрений Тюбика, их разговор оборвал звук, такой знакомый каждому сталкеру металлический звук скачущих по бетону гранат.
— Колоб, ложись!
Рвануло, дай боже.
Мощный фонарь, который был у Тюбика в руках, конечно, разбился и они оказались в полной темноте.
Когда в ушах перестало звенеть, Колобок смог подняться на ноги и стряхнуть с головы каменное крошево. Выплюнув хрустнувшую на зубах пыль, он включил маленький карманный фонарик и увидел, что выход из подвала наглухо завален крупными обломками перекрытия.
— Ё-мое! Где ж ты был со своими догадками раньше, а? Тюбик, где ты, ты живой?
— Братан, у меня проблемы… — еле слышно похрипел напарник.
Колобок рванул на голос, подсвечивая себе фонариком. Мечущийся тонкий лучик осветил огромный кусок кирпичной кладки, бывшей когда-то стеной лестницы, придавивший поясницу товарища. Тюбик лежал лицом вниз и беспорядочно шарил руками, будто искал что-то в пыли на полу.
Сердце аж зашлось от страха за друга, такую глыбу одному не поднять, даже не сдвинуть. И ноги напарника уже не спасти. Да что уж ноги… все, конец им пришел. Они здесь замурованы, без еды, практически без воды и никто не знает, что они пошли именно сюда. ПДА не работают, слишком много арматуры и труб в подвале.
Да уж, полная Джапа. Он проживет не намного дольше товарища.
Колобок сел рядом с напарником, прислонившись спиной к завалу.
— Что, Колоб, нам кирдык? — тихо спросил Тюбик.
— Ага.
— Мне хорошо, я уже ног не чувствую.
— Чего ж хорошего?
— Мне недолго осталось.
— А… Тебе всегда везло. Почему-то.
— Это потому что ты легкомысленный, всегда ломишься куда-то вперед, не подумав.
— А ты молчаливый чересчур. Не мог раньше сказать про Кондора, не полезли бы в подвал, ничего б не случилось.
— Скажешь тут, я этого джина носатого боюсь до дрожи. Он смотрел на меня всегда, как удав на кролика.
— Ну и не зря боялся. Как он, падла, продумал то все… — Колобок хлопнул себя по коленям. — И мы хороши, братцы кролики. Ухи развесили.
— Мда…
Они помолчали немного, вслушиваясь в шорох все еще осыпающегося завала.
— Тюбик, тебе больно? — спохватился Колобок.
— Больно. Не очень.
— А чего молчишь, у меня хоть аптечка при себе осталась. Сейчас уколю тебя.
— Ну давай, уколи.
Свет фонаря упал на лицо друга, покрытое мелкими капельками испарины, блеснувшими в луче. «Как же, не больно ему…» — думал Колобок — «…геройствует тут».
У Тюбика был один недостаток, а может и достоинство — патологическая скромность. Спокойный и рассудительный узбек никогда не возмущался, не просил ничего, зря не вступал в разговор и всячески старался никого не беспокоить, но за друга готов был порвать мутантов зубами и отдать почку. За это его уважали одни и терпеть не могли другие, несправедливо принимая скромное молчание за злобную скрытность. Колобок любил этого бродягу, как родного, да всегда втихаря радовался тому, что их свела судьба. Такого друга у него никогда не было и теперь никогда не будет, эт точно.
