Ван кивнул.
— И вот мы оказались между конфликтующими державами и мало заинтересованы в том, чтобы принять любую из сторон. Ваше правительство вызывает наименьшие нарекания, но даже ваши РКС желают усилить свои позиции здесь и по всему Рукаву, так что Республика Тары рассматривается почти наравне с Коалицией и Ревенантской теократией.
— Теократией?
Петров пожал плечами.
— Такова их суть. Меньше года прошло с тех пор, как ревяки аннексировали Самарру, и уже ходят россказни о том, что случилось.
— Россказни? — переспросил Ван, думая, а что теперь ответит Петров.
— Чего следует ждать от теократии? Те, кто бурно протестуют, либо вообще лишаются работы, либо получают исключительно низкооплачиваемую и многочасовую. Профессионалы, которые не обращаются в новую веру, мало-помалу оказываются в изоляции. Но… Как я говорил, слишком часто люди в наших кругах вынуждены прибегать к мало что значащим политическим терминам. В частной беседе я предпочитаю быть более точным.
Ван рассмеялся.
— И как бы вы описали Республику Тары? Если точно?
— Желаете знать?
Ван не был в этом уверен.
— Было бы лучше, если б желал.
— А… честный человек. Вы не особенно жаждете знать, но понимаете, что должны. Хорошо… Республика Тары — это система, движущаяся от контролируемой демократической анархии к бюрократической демократии, на пути к большей власти, византийской усложненности и этической дегенерации. Будет нарастать нестабильность, и возможен военный переворот, если правительство не сочтет нужным заблаговременно распознать угрозу Республике и ответить на нее.
— Переворот? А разве не все правительства рискуют этической дегенерацией, когда возрастает контролируемая ими территория?
— Еще бы. И это одна из причин, почему Скандья никогда не рвалась в другие системы. Другая в том, что ко времени, когда мы приобрели адекватный технологический базис для экспансии, все системы вокруг нас уже контролировались другими, с более мощными флотами. Мы любим приводить этические причины нашей сравнительной слабости, — и Петров рассмеялся.
Ван улыбнулся. Прямота Петрова равно бодрила и обезоруживала, для чего, несомненно, и предназначалась.
— И все равно мы любители покричать, что поступаем этично?
Петров не ответил на этот вопрос. С мгновение он молчал, затем заговорил вновь:
— Как я понял, вы командовали «Фергусом» и столкнулись… с известным затруднением… после того, как вышли из прыжка. Наши записи ИЭВ дают предположить, что это мог быть род вооруженной схватки. С куда более крупным судном. У вас больше искусства, чем признают ваши РКС.
Ван пожал плечами.
— Мы зафиксировали странную активность ЭМП. Уверен, вы понимаете. У вас, судя по всему, весьма компетентный персонал, и, как я догадываюсь, он обычно крайне точен в анализе такого рода вещей.
Петров кивнул.
— Это правда, и я рад узнать, что вы к этому так относитесь. Образы ИЭВ не подходили ни под какой арджентийский или ревенантский корабль, это было бы маловероятно, принадлежи судно Коалиции.
Ван улыбнулся.
— Вы имеете в виду, что, случись такой бой, любое судно эко-техов подобного размера победило бы, потому что в битве стоит двух своего размера?
— А порой и трех. Корветы Коалиции уничтожали линейные крейсера, — Петров снова отпил чай. — Как вам нравится Вальборг?
— Пока что я очень мало видел.
— Вам следует повидать Скальный Шпиль, подлинный очаг скандийской независимости, знаете ли, хотя, вы не прочтете о нем ничего такого в исторических сочинениях. И пурпурный прилив в Эшене. А зимой — ледяные пещеры Малоа.
— Я увижу все, что смогу, после того, как прорвусь через все доклады и отчеты. — Ван опять отхлебнул кофе. — У вас есть еще какие-то предложения?
Петров на мгновение задержал указательный палец у виска.
— Мне следует об этом подумать. Я люблю предлагать вещи, которые по душе собеседнику, и боюсь, что пока недостаточно знаю вас, чтобы предложить что-либо еще. — Он подался назад, взял куб с данными и протянул его Вану. — Здесь содержатся все обзоры для общественности, которые делали ССО со времени смерти вашего предшественника. Информация весьма обильна, и я подумал, что вам будут полезны сведения в такой форме. Соответственно при новой встрече, мы окажемся способны обсудить любой пункт, по которому у вас могут возникнуть вопросы.
Ван взял куб и опустил в карман своей куртки.
— Ценю вашу предусмотрительность.
— Пустяки. Вам нужно знать, что делаем мы, а мне нужно знать настроения вашего правительства. А я не смогу ничего узнать, если вы не будете хорошо информированы. — Петров оттолкнул свой стул и встал. — В следующий раз нам предстоит обсудить больше, но знакомство было для меня удовольствием.
— Для меня тоже.
Когда Ван поднялся, Петров добавил:
— Вы знаете, что командир Круахан был не просто отличным моряком, но когда-то служил водолазом? Наивосхитительнейший и поразительнейший человек, и мне его не хватает. Удовольствие видеть, что вам присущи некоторые его черты. Надеюсь, у нас состоится куда больше встреч, на которых мы сможем обмениваться информацией.
— Я тоже, командор. Я тоже.
Петров все еще стоял и улыбался, когда Ван покидал его кабинет.
Пока жезл вел его обратно к парадной части здания штаба, он обдумывал прощальные слова Петрова. Значит, Круахан был когда-то водолазом? Это означало подсознательную нанитовую дыхательную способность. Такой человек не мог утонуть… в итоге несчастного случая. А откуда об этом знает Петров? И что выигрывает Петров, либо открыв правду, если это правда, либо солгав?
Спеша к ожидающему его планетовозу, Ван не мог отделаться от чувства, что Петров сказал правду. А это само по себе вызывало холодок. И почему Петров предложил Вану куб данных, а не прямую передачу ему в посольство? Пока Ван не изучит содержание куба, он не может ни о чем даже догадываться.
Доехав до посольства и направляясь к себе в кабинет, Ван остановился у двери Эмили Клифтон, помедлил и постучал.
— Войдите, командир.
— Спасибо. — Ван закрыл за собой старомодную дубовую дверь, но не сел. Клифтон стояла, когда он вошел.
— Чем я могу вам помочь?
— Это странный вопрос, но… Вы были когда-нибудь у Скального Шпиля?
Ее лицо приняло шутливое выражение.
— Нет. А нужно было?
— Не знаю. Некоторые люди рекомендовали мне осмотреть его.
— Это историческая достопримечательность… дом последнего арджентийского планетарного наместника, верно? Я никогда не могла понять, почему скандийцы сделали его мемориалом?
