Ганзель от всей души возблагодарил судьбу за то, что находится вдалеке от сцены и что взгляд господина Перо устремлен не на него. Ему отчего-то показалось, что под этим мертвенным и стылым взглядом кровь сама собой сворачивается в венах. Крайне неприятное ощущение. Он даже сплюнул бы от внезапно накатившего отвращения, но в театральной ложе едва ли это сошло бы за приличный поступок.
- Странный тип, - произнес Ганзель, придирчиво изучая необычную куклу, - Хотел бы я знать, на что он рассчитывает? Разве что его противник умрет от обезвоживания, впав в состояние смертной меланхолии и не в силах остановить слезы?
- Твои суждения всегда были очень поверхностны, братец, - сдержанно сказала Греттель, - Уверена, многие считали тебя недалеким громилой с акульими челюстями, лишь мельком взглянув.
- И обычно быстро расплачивались за это, - пробормотал Ганзель, немного уязвленный.
Четырехрукий мул, уцелевший в предыдущей схватке, тоже настороженно отнесся к паяцу с жабо на шее. Было видно, что подобных противников встречать на сцене ему еще не приходилось. Однако он, казалось, не разделял настроения Ганзеля. Вместо того, чтоб сразу бросится на выглядевшего беззащитным господина Перо, мул замер, где стоял. Видимо, успел привыкнуть к тому, что любое существо, оказавшееся на сцене, таит в себе смертельную опасность. И был полностью в этом прав.
Он стал кружить по сцене, медленно сужая круги вокруг Пера. Осторожные, плавные движения, кажущиеся обманчиво медлительными, призванные скрыть момент атаки и провоцирующие противника на необдуманные действия. Хорошо идет, отметил Ганзель. Видно, что опытен. Даже столкнувшись с таким непривычным противником, не растерялся, не позволил перехватить инициативу, наоборот, прощупывает, разминается…
«Я бы не стал тянуть, - подумал Ганзель, поймав себя на том, что пальцы машинально стиснули перила ложи, - Этот Перо – неприятнейший тип, таким нельзя позволять навязывать себе правила боя. Надо было сразу нападать, не теряя ни единого мгновенья, смять напором, оглушить, и тут же вонзить зубы в белый балахон…»
Легко рассуждать, мелькнула на задворках сознания досадливо звенящая мысль, ну а как сам бы оказался на сцене?.. Старая акула умеет выглядеть внушительно и жутко, этого у нее не отнять, но в силах ли она позабавить зрителя так, как эти куклы? И долго ли продержится под напором более молодых и вертких хищников?
Четырехрукий, все сужавший и сужавший спираль вокруг Пера, метнулся вперед.
Он не случайно дожил до финальной части представления. Он был стремителен, силен, опасен и, в то же время, осторожен. Отличное сочетание что для куклы, что для мула, который пытается выжить в подворотнях Вальтербурга. Бросок был стремителен, плавен – его тело точно превратилось в упругую струйку воды, выпрыснутую под огромным напором. Кажется, даже стружка не зашуршала под его ногами. Ганзель, успевший поймать момент атаки, едва удержался от того, чтоб сладострастно стиснуть зубы. Он уже видел белый балахон, превратившийся в грязно-алую тряпку, отброшенную вглубь сцены... Господин Перо, грустный паяц, даже не повернулся в ту сторону, откуда ему грозила опасность. Все это время он стоял в одной позе, даже не поворачивая головы.
Все произошло мгновенно. Так быстро, что ошарашенная публика «Театра плачущих кукол» молчала еще несколько секунд, прежде чем осознала, что произошло.
Это случилось, когда четырехрукий был в шаге от белого паяца. Ганзелю показалось, что господин Перо взорвался. Мгновенно и бесшумно, точно под его балахоном была спрятана взрывчатка, превратившая его тело в подобие шапки одуванчика. Лоскуты белой ткани взметнулись во все стороны сразу. Но взрывы не бывают бесшумными.
Четырехрукий, так и коснувшись Пера, отчего-то замер в самой нелепой позе. Напряженное тело, секунду назад готовое смять противника, обрушиться на него подобием стального молота, вдруг остановилось и стало медленно обмякать. Даже из зрительской ложи было видно, как расслабляются внушительные мышцы. Мул зашатался. И внезапно закричал от боли.
- Что это за… - Ганзель пытался рассмотреть, что произошло на сцене, и не верил собственным глазам.
Казалось, будто четырехрукого мула стиснул целый клубок извивающихся серых змей. Каким-то образом они оплели его со всех сторон, так, что он оказался окружен ими, будто ветвями густого кустарника. Но это были не ветви. Змеи пульсировали, некоторые быстро, другие медленно. Они раздувались и опадали, точно что-то перекачивая, и Ганзель наконец разглядел, что у змей этих нет голов, каждая из них оканчивалась не пастью, а коротким заостренным когтем, пронзившим тело мула. И все эти змеи тянулись из-под балахона господина Перо, свисавшего теперь рваными клочьями. Это были не змеи, это были отростки его собственного тела, жилистые, гибкие, как шланги, и увенчанные острыми крючьями.
Мул попытался высвободиться из смертоносной хватки, и не смог. Проткнутый сразу в дюжине мест, он выпучил глаза и попытался дотянуться до шеи Пера, однако не смог совладать даже с собственными конечностями. Он уже был мертв и, кажется, тело поняло это прежде разума.
Ганзель выругался.
Перо молча смотрел в зал, не обращая внимания на дергающегося мутанта, чьи руки отчаянно и безнадежно пытались вырвать из тела острые когти. Те вошли плотно, как рыболовный крючок в податливую наживку. Перо ничего не говорил, просто смотрел в зал. Потом он внезапно пожал плечами и отвернулся. В тот же миг послышался влажный треск – и жилистые щупальца разорвали его неудачливого противника на части, расшвыряв по сцене обломки костей, влажные комки внутренностей и обрывки одежды. Потом щупальца, роняя на доски сцены еще дымящуюся кровь, так же бесшумно втянулись под балахон. Зал, еще недавно потрясенно молчавший, разразился ревом и хриплыми криками.
- Прекрасное выступление! – провозгласил господин Карраб Варррава, - Вот за это мы и любим наших кукол! Какая тонкая манера игры! Какая постановка! Да, господа и дамы, это старая актерская школа!
Не слушая аплодисментов, Перо повернулся и вышел за кулисы. Порванный балахон развевался на нем, как потрепанное знамя. Украшенный во многих местах кровавыми отпечатками, он уже не мог именоваться белоснежным. Но грустная кукла, кажется, не обращала на это никакого внимания. Коротышки из оркестра, торжествующе повизгивая, кромсали уцелевшие части тела проигравшего ножами, видимо, рассчитывая продать их потом публике.
- Внимание! – возвестил Варрава, выдержав несколько минут оваций и раскланиваясь, - Представление еще не окончено! Наш театр всегда знает, чем угодить взыскательной публике, и сегодня он не намерен вас разочаровывать. Правда, нам пришлось немного изменить первоначальную программу. Как вы знаете, сегодня на этой сцене должна была выступать наша обворожительная леди, звезда театра, Синяя Мальва…
