Дмитрий Старицкий - Горец. Гром победы

– Так за что же вас коллеги подвергли остракизму?

– Я нарушил молчаливое соглашение фабрикантов и инженеров в отношении рабочих. Стал фабрикантов клеймить позором в печати, что они не видят дальше своего носа. В ответ мне прилепили кличку социалиста, хотя я не считаю, что люди равны по своей природе, а моя печь как раз у рабочих отнимает их места на заводах. Мне просто везде дали от ворот поворот. Бойкот работодателей называется. А позже и вовсе занесли в черный список неблагонадежных для существования конституционного строя республики. Государственная служба для меня также закрылась. Осталась только армия, где пока в пехоту берут всех. Но и тут я не пришелся ко двору. Пехотные офицеры, которые произошли от революционных солдат, быстро у нас превращаются в наследственную касту. Мне не раз давали понять, что я занимаю чье-то место, которое не мое «по праву». Вот я и собрался подать в отставку и уехать на южный континент в колонии. Конкретно в Габонию, где есть хорошая железная руда и недалеко от нее известняк правильной породы, что, кстати, встречается не так уж часто. И построить свою печь там, чтобы не возить туда рельсы из метрополии морем – там как раз собрались железную дорогу строить. Даже списался с губернатором и получил его принципиальное согласие. Но тут война… плен… Я удовлетворил ваше любопытство, ваше превосходительство?

– Да, – согласился я. – Вполне.

Тут нам принесли новый кувшин с вином, и я разлил немного по фужерам.

Попробовав и удостоверившись, что оно идентично предыдущему, лейтенант задал несколько наглый вопрос:

– Кстати, если вы армейский майор по рангу, то почему вас все титулуют превосходительством? Даже наш комендант, который страшный уставщик.

– Я придворный генерал. Камергер его светлости герцога Ремидия, которому принадлежит этот замок и эта долина на правах домена. Вы все здесь его гости.

– Гостей можно было бы и лучше кормить, – усмехнулся лейтенант.

– Ну, на то есть инструкция от императора. Вы не будете ни на грамм получать больше довольствия, чем получают у вас наши пленные. Принцип зеркальной справедливости.

– А если наши идиоты из правительства начнут ваших пленных морить голодом?

– Тогда в дело вступает другой принцип: кто не работает, тот не ест. Кстати, такой плакат висит над воротами каждого лагеря военнопленных для рядовых солдат.

– Ваше превосходительство, мне кажется, что именно вы – социалист, – усмехнулся он.

– Ни в коем разе. Я считаю умственный труд такой же работой, как и физический. Кого терпеть не могу, так это рантье.

– А кто их любит? – буркнул инженер.

– Вам тут, дорогой Эдмо, не надоело сидеть? – приступил я к осаде.

– Надоело, как и всем.

– Тогда у меня есть к вам предложение, подкупающее своей новизной…

– Ну-с, с этого надо было и начинать… – Глаза Муранта засверкали молниями. – На врага я работать не буду. Пусть опухну со скуки здесь. – Лейтенант поставил бокал на стол, встал с кресла и застегнул пуговицу у ворота. – Честь имею, ваше превосходительство. Благодарю за вино и приятную беседу. Позвольте откланяться.

И пошел к выходу четким шагом.

– Стойте, Эдмо. Я не договорил.

Лейтенант развернулся у двери с кислой миной на лице, типа перетерпим еще пару фраз от врага – и в люлю. Время как раз подошло к отбою.

– Если вам предложить построить вашу печь, вы согласитесь?

– Для империи однозначно нет.

– А лично для меня? Как для частного лица.

– У вас есть лишние полмиллиона?

– На такое дело найду. Мне рельсы нужны. Двутавровые балки. Швеллеры. Листовой прокат. Ничего военного. Я город строю.

– Город? Во время войны? – удивился он.

– Именно. Война когда-нибудь закончится. А жизнь не кончается никогда.

– Где этот город?

– Здесь, в Реции. В шестидесяти километрах на север от Втуца.

– Я могу подумать, ваше превосходительство?

А голосочек-то дрогнул…

– Не могу отказать человеку в таком благом деле, – ответил я как заправский Мефистофель. – Только с одним условием. Думайте до утра. После завтрака я уеду к себе на стройку – с вами или без вас. И можете захватить с собой этот кувшин, если он поможет вам думать, – показал я на столик у камина.

Когда дверь закрылась, я подбросил на ладони золотой и прихлопнул его второй рукой.

С ладони на меня смотрел чеканный профиль императора Отония Второго.

Значит, скорее Мурант согласится на мое предложение, чем откажется. Я так думаю…

Можно было и не гадать. Я еще не видел такого изобретателя, который отказался бы от внедрения в жизнь своего изобретения. Тем более за чужой счет.

Эдмо Мурант был очень недоволен. Куда там недоволен – возмущен.

– Ваше превосходительство, почему меня вызвали с вещами? Вы все уже решили за меня?

– Отнюдь, – улыбнулся я как можно ласковее. – И вам доброго утра, дорогой Эдмо. Раздевайтесь, садитесь. Будем пить кофе. Вам в пайке такого хорошего кофе, наверное, и не дают. Тогда и поговорим за ваше будущее.

Сталевар поставил на пол фибровый чемодан, большой кожаный саквояж и тубус, скинул с плеч солдатский ранец и водрузил на них, затем снял шинель и кепи, повесил их на вешалку вместе с саблей в стальных никелированных ножнах. Я этому не удивился, так как меня уже просветили, что в первый год войны пленным офицерам оставляли их холодное оружие. Человек без оружия – человек без чести. Для меня такое слышать было дикостью, но в каждой избушке свои погремушки. Традиции…

На этот раз лейтенант был в парадной форме. Черные сапоги трубой, красные шаровары, темно-синий мундир, на котором висели две какие-то медали и бронзовый крест с мечами на длинной ленте. К ленте были приколоты две миниатюрные дубовые веточки одна над другой. Ниже на винте знак Высшей инженерной школы.

Лейтенант присел к столу, и я налил ему черного кофе в маленькую фарфоровую чашку.

– Сахар? Сливки?

– Только сахар. Два кусочка, – отозвался он, слегка остывая от возмущения.

– Так что вас так возмутило, дорогой Эдмо?

– Когда меня вызвали с вещами, то со мной в дортуаре все попрощались уже, ваше превосходительство. И если я вернусь обратно, то как смогу объяснить такое?

– Если вы откажетесь со мной ехать, то скажете, что вам учинили обыск.

– Но это же будет ложь. – Лейтенант поставил чашку на блюдце, даже не попробовав напиток.

– Вы так думаете? – усмехнулся я. – В таком случае вам действительно учинят обыск. И вам не придется лгать своим товарищам по несчастью.

– Я хочу узнать условия моего содержания, если я буду строить для вас свою печь.

– О! Слышу разговор делового человека. Вариантов немного. Первый – вы остаетесь в статусе военнопленного и работаете под конвоем. На ночь вас будут отводить в соседний лагерь за колючую проволоку. Из удобств вам выделят отдельное помещение. Все. Второй вариант – вы подписываете документ о сотрудничестве, и вам присваивается статус добровольного помощника. В этом случае вы будете расконвоированным. Жить в городе. И даже получать заработную плату, кроме вещевого и пищевого довольствия. Небольшую. Но все же.