Немного увязая во влажной почве, сталкер прошел метров пятьдесят, прежде чем услышал чей-то стон. Остановившись, Шептун напряг слух. Звук не повторялся. Идти назад не хотелось — сталкер был заинтригован. Пройдя еще немного вперед, он замер, стараясь не шуметь.
Колебания воздуха. Аномалию с детским названием «карусель» явно называл человек с обширной фантазией. Наверняка это был кто-то из бродяг, переживших ее покатушки. Аномалия считалась относительно гуманной — она убивала не всегда, но если делала это, то быстро. Неизвестно, насколько безболезненно. Но главное, что быстро.
Туман служил на пользу — «карусель» была почти не видна в ясную погоду, которая, к счастью, в Зоне случалась достаточно редко. А вот при повышенной облачности можно было заметить сконцентрированные над землей капли. Если же опускался туман, то капли складывались в четкий рисунок, напоминавший гигантскую снежинку. Зрелище свежей «карусели» в тумане было почти красивым, чего нельзя было сказать о виде аномалии, только что закусившей случайно бредущим мимо нее путником. Комья плоти, свисающие с водянистой решетки, и кровавые капли, вытянувшиеся в правильные геометрические фигуры, могли тронуть сердце только самого извращенного эстета.
Данная «карусель» была не полностью отобедавшей.
Шептун подошел чуть ближе, стараясь воспринимать «карусель» всеми органами чувств. За долгое время он так и не разобрался, был ли это самообман или пресловутое сталкерское чутье, но аномалию он, как и всегда, почувствовал.
Снова раздался тихий хрип.
— Кто здесь? — спросил Шептун.
— Помогите, — прохрипел кто-то.
— Я не вижу тебя, — сказал сталкер. — Ты под «каруселью»?
Слышалось шумное дыхание, затем голос произнес:
— Чего?
— Скажи мне, где ты находишься, — Шептун начал обходить «снежинку» кругом. — Тебя не видно. Ты где? Произнеся эти слова, Шептун понял, что именно ему казалось жутким в этой ситуации. Голос незнакомца тоже доносился не оттуда, где он находился, а из центра «карусели». Так появлялись легенды о душах сталкеров, поглощенных Зоной.
Шептун стоял в трех метрах от бедолаги, прямо напротив спасительной колеи. И ничего не мог сделать, чтобы указать направление.
— Я пока не знаю, чем тут помочь, — признался он. — Но я не уйду, пока не вытащу тебя.
— Спасибо, мужик, — сказал бродяга. — А кто ты?
— Шептун, из клана «Набат». Слышал о таком?
— Да. Говорят, вы своих в беде не бросаете.
— Не бросаем.
— Хотел бы я сейчас быть в твоем клане, Шептун.
— Мы это обсудим, — пообещал сталкер. — Как только я найдут способ, как тебя вытащить.
— Думай, друг, думай. Я держу за тебя пальцы, хотя они и сломаны.
Шептун долго ходил кругами, но так ничего и не придумал.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Спичка.
Наверняка он тоже не сам себе кличку придумал.
— Я сейчас вернусь, — сказал сталкер.
— Куда ты? «Набатовец», стой! Не оставляй меня здесь!
Сталкер уже бежал назад, к выходу из тумана.
— Маркус, — позвал он. — Ты где? Вылезай давай, есть работа!
Послышалось мяуканье, кот подбежал к сталкеру и потерся о ботинок. Шептуну было не до проявления любви — сгребя кота в охапку, он пошел обратно.
— Спичка, ты еще тут? — спросил он.
— Да.
— Сейчас я кое-что попробую. Ничего не делай. Шептун поднес кота к борозде, чувствуя, как тот мгновенно напрягается и прижимает уши. Маркус посмотрел на Шептуна, как на сумасшедшего, не понимая, что творит хозяин.
— Ищи, — сказал сталкер. — Там полно места для тебя. Ну же, иди.
Кот заорал благим матом, вырываясь из рук.
— Что там? — спросил Спичка. — Это что, кот, что ли?
— Да. Он поможет.
— Не надо! — послышался голос из аномалии. — Не мучай животное, не бросай его в «карусель»!
— Чего? — ошарашенно спросил сталкер, от изумления ослабив хватку. Маркус извернулся, отталкиваясь задними лапами от Шептуна, и рванул прямо через кусты, наделав шуму на весь регион.
— Черт. — Шептун устало сел наземь. — Так, это не сработало. Не хочет он туда идти.
— Мужик, ты офигел, что ли? — ругала аномалия. — Так нельзя!
— Да, блин, не собирался я никого бросать в «карусель»! — крикнул Шептун. — Что я, враг коту своему?
— Где кот? Он выжил?
— Выжил, выжил! Валяется на берегу Ялты и пьет мохито через трубочку! Спичка, угомонись. Я хотел, чтобы кот нашел проход. Ты бы вышел вслед за ним…
— Ладно, — послышался слабый голос. — Шептун, мне плохо. Я себя не чувствую, только башка раскалывается.
— Это нормально. «Карусель» притягивает тебя к себе, но, пока ты там, оторвать от нее не может. Зато влияет на сосуды. Кровь приливает к голове, отсюда и боль.
— Что мне делать?
— Жди, я придумаю еще что-нибудь.
— Брось что-нибудь, — сказал Спичка. — Разряди аномалию.
Шептун начал хлопать себя по карманам.
— Нужно что-то металлическое, — сказал он. — Болтов у меня нет. Только автомат.
— Автомат? Настоящий?
— Ну не игрушечный ведь.
— Выстрели в аномалию.
— Нельзя. «Карусель» исказит траекторию пули и сможет направить ее на тебя.
— Давай рискнем, «набатовец». Я так долго не выдержу.
— Нельзя, говорю! Если уж ты оказался под «каруселью», то это говорит, что сейчас она почти сто процентов направляет именно в ту сторону. Так что пуля тоже попадет туда. Нет, Спичка, это не выход.
— Кинь сам автомат, — попросил бродяга. — Я тебе заплачу за него.
— Не могу, извини.
— Шептун, я не кину.
— Верю, Спичка. Но даже тройная цена не вернет мне автомата, потому что ими тут вообще-то не торгуют. Еще утром, может быть, я бы согласился, но теперь без него не могу…
Шептун замолчал, понимая, что его оправдания сейчас Спичке не нужны. Несколько раз сталкер хватался за глушитель, магазин и понимал, что не может расстаться с частями оружия. Будь это гарантированный выход, он бы еще подумал, но терять «Калашников» ради очень призрачного шанса помочь Спичке он не мог, хотя почти ненавидел себя за это. Было ясно, что Спичке его нерешительность кажется простой жадностью скупердяя, для которого чужая жизнь стоит меньше куска железа.
— Сталкер, я здесь умру, — простонал бродяга. — Вытащи меня. Обещаю, сочтемся. Слово Спички.
Шептун сорвал с себя автомат, сжал виски. Он ничего не мог придумать. Последовавшее молчание Спички казалось тяжелее, чем его слова.
— Ты еще там? — спросил Шептун.
— Да. Ты что-то придумал?
— Нет пока.
— «Набатовец», почему ты не хочешь вытащить меня?
— С чего ты решил, что я не хочу?
