Но постепенно активность стала нарастать: то и дело по району стали шерстить усиленные патрули. Поговаривали даже, хотя Поджига и относился к слухам скептически, что для контроля за местностью выделили элитную егерскую роту. Не абы каких с бору по сосенке собранных европейцев - настоящих, прокаленных солнцем африканцев, потомков тех самых немцев, кто в ТОЙ войне сопротивлялся до конца. И, как твердили те же слухи, опасений у германского командования хватало, чтобы с умопомрачительной легкостью сослать элитную часть в заснеженную Сибирь. Кузнецов, естественно, мог с невообразимой легкостью перечислить кого и почему тут ловят. "Ну да поймают они теперь, держи карман шире!" - с мстительной, злой лихостью думал про себя адмирал. И, конечно, не поймали.
Зато подтвердилась практика вековой давности: если дела с противником не ладятся, а сделать ничего нельзя - будет крайним мирное население. До взятия заложников пока ещё дело не дошло. Но и от либерального заигрывания с местным населением не осталось и следа. Этим немцы грешили в первые дни: то ли по приказу сверху, то ли по странной европейской натуре. Поигрались и прекратили. Поглядывать на гражданских стали без всякого пиетета. Зато новую блажь отыскали быстро: по ближайшим деревням и весям шерстить начали с особым усердием. А для Кузнецова и Алисы такая активность была очень не к стати: ни документов, ни крепкой легенды... Да и Юрия Николаевича подставлять совсем не хочется - его ведь за укрывательство орденом не наградят. А если вскроется факт шашней с самыми натуральными партизанствующими армейскими, то могут и вовсе в расход. Гуманизм гуманизмом, но когда до начальства и цивилизации далеко, всяческие бюрократии становятся как-то проще...
Можно было бы особо не торопиться, срываясь вот так с места в карьер. Но Кузнецов ощущал на душе странную муторность. Да ещё и медик... Поджига несколько дней назад приводил одного хирурга - для консультации. После заверял, что человек надежный, проверенный, и никогда, и ни за что... Оно, может, и так. Но береженого, как говорится. Да и понял прекрасно этот хирург, что перед ним не какие-то дальние родственники. Ну не проведешь так профессионала на красивых словесах. Он ведь не в паспорт смотрит (которого и так нет). А уж характер осколочных ранений и ожогов от взрыва и вовсе ни с чем не спутать.
Так что, не разводя долгих церемоний, ещё затемно утром Кузнецов и Алиса выложили свои намерения приютившему хозяину одинокого дома. Тот отговаривать не стал, прекрасно прочувствовав недосказанную подоплёку. На сборы времени тратить почти не пришлось - благо своих вещей у беглецов не было. Но тут Поджига расстарался - обеспечил обоих. Алиса сошлась размером с хозяйской дочкой, а Александру пришлось брать хозяйское. Альтернативы то нет: в форме не особо пощеголяешь, а больше все равно не в чем... Единственное, что Кузнецов не отдал - погоны. Поджига было принялся уверять, что сохранит, но куда там. Вопреки здравому смыслу, ведь любой обыск мог теперь обернутся трагедией, адмирал не пожелал расстаться с опаленными, выгоревшими погонами. Может, из сентиментальности, может - в дань традиции. А может из-за гложившего чувства вины.
Отправляться решили поездом в любой крупный город, куда удастся взять билеты. Поездом потому, что и удобнее затеряться, да и не осталось особо вариантов. Машины сейчас ходить почти перестали - сказался дефицит поставок бензина и перебои в работе обслуживавших инфраструктуру служб. Да и зима выдалась уж больно суровая: снежная и морозная. Точь-в-точь под стать очередным вторженцам.
На вокзале ожидаемо царила толчея, гвалт и суматоха. Наших работников было не видать, а немцы, видно, пытались сами разрулить ситуацию, но где там! И беженцы, и паникеры, и просто застигнутые войной люди. И вся эта масса людей пытается куда-то добраться, попасть. Поняв, что момент упущен, да и нет ни сил, ни специалистов, чтобы бороться, немцы просто плюнули на порядок. Единственное, что жестко контролировали - график движения. Пусть на вокзалах творится черт те что, но поезда должны убывать и прибывать по графику...
Немудрено, что в столь пестрой и мутной обстановке Кузнецову и Камерун удалось с легкостью затеряться. Да и с поездом все сошлось удачно - даже билетов не понадобилось. Скверно, конечно, что взяточничество расцвело буйным светом, но хотя бы с посадкой и проездом не возникло проблем. Ну а три червонца "на лапу" проводнику у Поджиги нашлось. Сердечно распрощавшись со стариком, Александр и Алиса кое-как протиснулись сквозь толпу в вагон. Полка досталась одна, в плацкарте, но по нынешнему времени это ещё очень даже неплохо. Кузнецов сел ближе к проходу, подсознательно стремясь защитить девушку от опасности, а Камерун, переживая горечь прощания, отвернулась к окну.
Не зря говорят, что беда не приходит одна. Поезд тронулся нервно, рывком - так что полки заходили. По вагонам в едином порыве пронеслось где ворчание, а где и откровенно крепкое словцо. Кузнецов на миг отвлекся, когда кто-то из последних успевших заскочить на подножку и протиснуться внутрь невольно потерял равновесие и толкнул адмирала. Александр, чувствуя боль от нежданно побеспокоенных ожогов только скупо ухмыльнулся искренности рассеянных извинений. И краем глаза успел заметить, как с противоположной верхней полки рушится вниз огромный чемодан. Хоть и было поздно, адмирал все же дернулся вперед, в желании помочь. Но смог лишь наблюдать, как тяжелая кладь неумолимо, безразлично близится к Алисе...
Глава N6 - Геверциони, Толстиков, Ветлуга. 09.41, 12 ноября 2046 г.
Геверциони избрал для появления крайне драматичный способ. Кое-как распахнув дверь, генерал невозмутимо заехал внутрь: мощными, уверенными движениями рук, в этот миг крайне смахивающих на поршни, Геверциони лихо заставил инвалидную коляску сорваться с места. При этом Георгий умудрялся сохранить нарочито спокойное выражение лица, приличествующие скорее рафинированному английскому лорду, посетившему собрание бильярдного клуба. Единственное, чем разбавлена постная маска - слегка небрежная, галантная улыбка.
Со стороны можно подумать, что всё в порядке. Даже горячечный румянец на запавших щеках отнюдь не выглядел проявлением слабости. Уж в чем, но не в этом можно было упрекнуть Георгия, глядя на как всегда точные, уверенные движения. Да и одет генерал не в больничную пижаму - старый верный ГБшный китель, сохранившийся ещё со времен пребывания на "Неподдающемся". Что по нынешним меркам почти равняется прошлой, загробной жизни.
Если бы только не знать, что за последние сутки Геверциони перенес тяжелую операцию, а всего три дня назад - лишился ноги по колено. И тем не менее генерал всё пересилил. Хотя сейчас далось это сравнительно легко. Осознание успеха окрыляло, придавало сил. Да и не привык Геверциони разлеживаться по больницам, когда впереди ждет работа. Похожим образом много лет назад - ещё в молодости, - Георгий сбежал из частного госпиталя в Тайбее. В одном из бедных приморских кварталов работавшему по легенде разведчику не посчастливилось нарваться на зубастых местных молодчиков. С тех самых пор на теле Геверциони красуются полтора десятка рваных шрамов, а под сердцем затаилась шальная пуля.
