молитвы, которые только-только утихли, оставив после себя лишь шёпот ветра в листве. Выйдя до самого резного поручня крыльца, Велеслав задумчиво остановился, пристально глядя на закат. Его глубокие морщины словно запечатлели на его лице века мудрости и загадок. Сейчас же он думал не о чём-то глобальном. А о том, что родился ребёнок в доме одного из дворян. И не просто так родился, а непосредственно после магической бури, которая по всем признакам должна была стать весьма разрушительной. Но… Внезапно угасла. Словно очень быстро растратила свою силу. Что на памяти старого жреца ещё никогда не случалось. И эти события не могли не вызвать подозрений у опытного жреца, знакомого со знаками и предзнаменованиями.
“Всё это слишком как-то удачно совпало? – Размышлял он, – Слишком явно, чтобы быть случайностью. И какая сила могла укротить такую бурю?”
Велеслав, известный своей хитростью и неординарным подходом к религиозной практике, уже давно усвоил тот факт, что в мире магии мало что происходит без последствий. Особенно когда речь идёт о “дикой” магии такого масштаба.
“Если шторм потеряла свою силу, то куда она делась?” – Задавал он себе вопрос, не находя утешительного ответа, и его всё больше беспокоило, что вся эта энергия могла быть поглощена или перенаправлена, возможно, даже вновь рождённым ребёнком.
“Может ли ребёнок быть сосудом или орудием нечистой силы?” – Мучаясь в сомнениях, раздумывал старый жрец. Так как его тревожили мысли о том, что Зло, возможно, нашло новый путь для своего воплощения. Однако, коварство и интриги – это были те самые игры, в которых Велеслав был весьма искусен, как немногие. Он знал, что должен держать эту ситуацию под контролем.
“Потребую, чтобы этого ребёнка привезли ко мне… – Решил он в конце концов. – Мне нужно увидеть, не проявит ли он необычных способностей или знаков, которые выдали бы его природу.”
Его задумчивый взгляд ещё надолго задержался на заходящем солнце, пока краски неба не померкли, и первые звёзды не начали мерцать на небосводе, словно подмигивая старому жрецу в знак того, что они разделяют его тайну. Велеслав знал… Ему предстоят нелёгкие дни. И он должен быть готов к любым испытаниям, чтобы защитить или уничтожить то, что могло угрожать его миру.
Тёмные тени клубились вокруг старого храма Рода, когда Велеслав, его старший жрец в этом храме, продолжал размышлять о своих планах и сомнениях. С годами он пришёл к выводу, что человеческая природа несёт в себе больше обмана, чем правды, и поэтому на слова следует полагаться меньше, чем на действия. Недоверие к людям было не просто чертой его характера, но и средством выживания в его мире, где интриги сплетаются плотнее паутины в углах его старинного храма. Так что его идея о том, что он, Велеслав, войдёт в историю как поборник Добра, борец со Злом, всё чаще витала в мыслях старого жреца. Он понимал, что такой образ может значительно укрепить его положение не только в глазах простого народа, но и среди высших эшелонов власти. А для этого ему необходим был враг, подлинный или вымышленный, которого он сможет показательно покарать. Во славу своего Бога-Покровителя естественно. И ребёнок, родившийся после такой странной магической бури, казался ему сейчас самой идеальной целью для таких замыслов.
Размышляя о возможных последствиях таких событий, Велеслав не мог отделаться от мысли о том, что если магическая сила действительно передалась этому младенцу, то мир стоит на пороге новой угрозы. И в таком случае, не было бы ли оправданным поступком принести его в жертву Богу Роду, чтобы обезопасить всех? Жертвоприношение, хоть и крайняя мера, в глазах старика становилось все более приемлемым решением. В его понимании, лучше было бы пожертвовать одной жизнью ради спасения многих.
Так что сейчас, стоя на пороге своего храма, старый жрец тихо молился, и просил знака или подтверждения своих подозрений и планов. Он знал, что его действия должны быть обоснованными не только мудростью, но и необходимостью. Ведь даже самая малая ошибка могла привести к непредсказуемым и, возможно, катастрофическим последствиям. В то же время, глубоко в душе, его мучила мысль о том, что его собственные амбиции могут омрачать разум. Мог ли он, жрец, избранник самого Бога Рода, допустить, чтобы личные стремления повлияли на судьбу невинного? Этот моральный конфликт разрывал его изнутри, но желание оставить после себя имя поборника Добра было сильнее. И, как он считал, если для этого потребуется жертва, так тому и быть.
Уже возвращаясь в свои покои, что находились прямо в храме, для удобства жрецов, Велеслав медленно прошёлся по храму, где каждый шорох воспринимался ушами старика как шёпот древних духов, вдумчиво перебирая в уме возможные сценарии. Если ребёнок окажется чистым, то как убедить окружающих в обратном? Его план требовал хитрости и умения манипулировать доказательствами. Именно поэтому старый жрец и решил, что если придёт время проверять ребёнка, то он сам должен быть готов использовать каждую возможность, чтобы найти или искусственно создать "доказательства" его связи с Злом. Велеслав заранее подумал о том, как и какие именно магические символы или знаки могли бы быть им "обнаружены" на теле младенца. Он знал множество старинных знаков, которые в его культуре ассоциировались с магией и проклятиями. Он мог бы использовать этот арсенал знаний, чтобы убедить других в том, что именно этот ребёнок несёт в себе истинное Зло.
Размышляя над всем этим, Велеслав задумался и о создании особого порошка, который при контакте с кожей оставлял бы необычные отметины, видимые только под определённым углом света или при особом освещении, которое можно было легко устроить в храме. Эти метки могли бы быть представлены как знаки магической заразы. Те самые знаки, указывающие на то, что нужное ему дитя точно было затронуто тёмными силами или “дикой” магией.
Ко всему прочему, старый жрец рассуждал ещё и о возможности использовать свои знания о ритуалах и заклинаниях для того, чтобы вызвать временное изменение в поведении младенца в нужный момент. Например, он мог бы подготовить слабое заклинание, которое вызвало бы у ребёнка кратковременный приступ плача или взгляд, который можно было бы истолковать как "ненатуральный" или "зловещий". Но всё это требовало тщательной подготовки и тайности, так как любой просчёт или подозрение в его действиях могли подорвать весь план. Велеслав осознавал, что его действия балансируют на грани моральной этики, но убеждение в том, что он действует ради большего блага, давало ему силы продолжать. Он считал, что именно такие действия сделают его истинным поборником Добра, даже если для этого придётся войти в серую зону
