Ознакомительная версия.
Решившись, он стянул защитную маску с дыхательным аппаратом.
Антрацит, взглянув на его бледное, исхудавшее лицо, лишь покачал головой.
– Не все сталкеры – сволочи, – внезапно произнес он. – Запомни это, Максим.
– Не понял? – опешил Максим.
– От тебя страхом прет. Ты всех боишься и ненавидишь.
– А ты всех любишь?
– Нет, конечно. Но людей различаю. И тебе советую научиться.
Максим не был настроен на разговор. Его слегка подтряхивало в преддверии предстоящего «обследования». Стянув с себя элементы защиты, он вопросительно взглянул на Антрацита.
– В кресло, – произнес мнемотехник.
* * *
Тонкая зеленая полоска сканирующего излучения медленно ползла по запястью правой руки Максима.
Он весь сжался, будто его резали ножом по живому. От непроизвольного ужаса сердце, как бешеное, колотилось в груди.
Антрацит, следя за показаниями приборов, хмурился, и его мимика еще больше пугала Максима.
– Ну, что там? – не выдержав, сипло спросил он.
Мнемотехник отключил сканер, сокрушенно покачал головой, негромко выругался.
Все. Видно, плохи мои дела… – отчаянно подумал Максим.
– Ты сам в мотыльки подался?
– Нет. – Максим сглотнул. – Долго рассказывать.
– Ну, в общем, в Пятизонье ты не рвался?
– Что я, больной?!
– В таком случае, – Антрацит встал с вращающегося стула, – мой тебе добрый совет – вали отсюда как можно быстрее и дальше.
Максима как будто током пронзило. Он что, бредит после всего пережитого?!
– А это?! – Он указал взглядом на немного потускневшее, но все равно ясно различимое металлизированное пятно на запястье.
– Это краска. Серебрянка. На основе алюминиевой пудры.
Максим оцепенел. Мысли в голове мгновенно спутались, будто рассудок, словно компьютер, внезапно дал сбой.
– То есть как?!
– Макс, все просто. Тебя обманули. Не было никакого инфицирования скоргами. Ты абсолютно свободен, здоров, с нервишками, конечно, уже не все в порядке, отощал сильно, а в остальном – никаких отклонений.
До Максима наконец начал медленно доходить смысл сказанного.
– Пингвин… Тварь… – Вдруг разом нахлынула и радость, и облегчение, и дикая злоба, проходящая на грани аффекта, граничащая с нервным срывом. – Это значит, я лазил по руинам, каждый день рискуя жизнью, таскал артефакты торговцу из-за пятна въевшейся в кожу металлической пудры?!
Ремни, пристегнувшие его к креслу, ослабли, а затем с шелестом исчезли в подлокотниках.
Максим встал.
– Я убью его! – просипел он, потянувшись за экипировкой.
– Пингвина? – Антрацит прищурился. – Давно пора. Только ты остынь на минуту. Поговорить нам надо. Никуда мнемотехник из лагеря не денется.
– Не о чем говорить! Удавлю тварь и выбираться отсюда буду!
– Если удавишь, уже не выберешься, – спокойно ответил Антрацит. – Ты думаешь, «Пристанище» под боком у Ковчега за здорово живешь существует? Грех от Хистера артефактами откупается и частенько мотыльков ему подкидывает – чистый, неимплантированный, так сказать, материал, для особо секретных опытов, что в бункерах Академгородка проводят. Вот и подумай. Это хорошо отлаженный бизнес. И охраняется он соответственно.
– Где это ты так в людях научился разбираться? – Максима душила злоба.
– Я сейчас о тебе беспокоюсь. – Антрацит проигнорировал его тон. – Допустим, ты беспрепятственно войдешь в лагерь. И к Пингвину попадешь без проблем. Как ты там его убивать собрался – не мое дело. Хоть по кусочкам рви, но дальше-то что? Как обратно выйдешь, а если и вырвешься, куда пойдешь, кто тебя через Барьер назад во Внешний Мир переправит? И кто там тебя ждет?
– Вербуешь? В сталкеры? На другую руку мне какой-нибудь дряни намажешь?
– Нужен ты мне!.. – Антрацит разозлился. – Помочь хотел. Насильно держать не стану. Просто по опыту знаю: кто в Пятизонье побывал, пожил тут, назад не возвращается. А кто уходит, тот быстро понимает, что за Барьерами счастья нет.
– Можно подумать, здесь оно есть! – возмутился Максим, вставая. – Пойду я.
– Как знаешь. – Мнемотехник спорить не собирался. – Артефактов возьмешь? В благодарность за спасение?
– Возьму, – буркнул Максим. – Нет, не надо, – вдруг передумал он. – Ты мне лучше экипировку дай нормальную, если есть.
– И то дело, – кивнул Антрацит. – Понимаю, тебе сейчас поберечься от скоргов надо. – Он ушел в дальний угол подвала, сдвинул какие-то пластиковые контейнеры. Вернулся с увесистым кофром. – Армейский бронекостюм. Специально для Пятизонья разработан. Замкнутый цикл жизнеобеспечения, активный полимер поверх брони.
У Максима загорелись глаза.
– Поможешь? – Он встал.
Антрацит вскрыл кофр, объяснил назначение некоторых элементов экипировки, по очереди подавая Максиму детали бронекостюма.
Тот молча слушал, одновременно экипируясь. Вес брони поначалу показался непривычным, но когда включились подсистемы, управляющие сервомускулатурой, то пятьдесят килограммов композитной защиты вообще перестали ощущаться.
– Броня уникальная. – В голосе Антрацита не прозвучало ни нотки жалости, хотя расставался он с настоящим сокровищем. – Вместо обычных элементов питания здесь использованы «Сердца зверя». Их можно подзарядить в границах аномальных энергополей. И не думай, что я откупился и все забыл, – ворчливо добавил мнемотехник. – Нужда заставит, приходи. Дашь мне знать. – Он костяшками пальцев постучал по пустому кофру, изображая последовательность.
– Где сигнал подавать?
– А у плиты, что вход маскирует. Я услышу.
– Ладно. Спасибо тебе. – Макс опустил дымчатое проекционное забрало. – Может, еще и увидимся.
Лагерь мотыльков. Новосибирская зона отчужденных пространств…
– УБИЛИ!.. УБИЛИ!.. УБИЛИ!..
Сиплый, надорванный, полный ярости голос эхом метался среди огрызков стен.
Максим остановился, озираясь по сторонам.
Руины близлежащих зданий, в подвалах которых располагались герметичные убежища лагеря, щерились черными провалами окон. Поздний вечер моросил нудным дождем. Кое-где на верхних этажах искаженных пульсациями построек мелькали тени – это дежурные снайперы, привлеченные криками, рискнули покинуть позиции, выглянуть, любопытствуя что же произошло?!
Огромный детина – сталкер по кличке Демон: – стоял посреди квадратного внутреннего двора, ограниченного периметром бетонных блоков, установленных в качестве символической защиты от механоидов. Его волосатые руки, испачканные кровью, были в этот миг воздеты к серым небесам, на искаженном гримасой злобы лице читалось выражение растерянности.
Один из обитателей герметичных подвалов, случайно, не по своей воле оказавшийся поблизости, застыл как вкопанный. О скверном характере Демона в лагере знали все. Необычайно сильный, глубоко и безнадежно инфицированный серебристой проказой Зоны, он внушал только отвращение и инстинктивный ужас.
Ознакомительная версия.
