– Не понял, он коту стальные фиксы вставил? – уточнил Ключников.
– Чего спьяну не сделаешь, – согласился Стольников. – Расщепление атомного ядра, формула Пуанкаре, запуск собак в космос… Ты думаешь, это все на трезвую голову делалось? Продолжай, Акимов.
– Ошеломленная, смятая изнутри обоснованными подозрениями, обесчещенная старуха метнулась в дом, где хранилась японская святыня. Не нашла, конечно. Протрезвев, дед Захар в течение трех месяцев пытался вымолить у неутешной жены прощение. Она уже соглашалась его простить и прощала, но как только наступал рассвет и солнце отражалось от самурайских зубов варвара, спящего рядом, ею вновь овладевало бешенство. Ближе к вечеру бабка Евдокия смирялась, и ночь принимала их влюбленными. Но наступало утро, вставало солнце, и эти зубы с семисотлетней историей снова активировали старуху на умопомрачение. Говорят, ближе к смерти она Захара все-таки простила. Эти три года стали самыми счастливыми в их жизни.
– А дед-то у тебя, лейтенант, нашим человеком был, – фыркнул Жулин. – Из катаны зубы сделать!.. А сейчас-то он где?
Акимов махнул рукой и продолжил:
– Оставшись один, дед Захар решил вымолить прощение и у кота Матвея. Год назад старпера попросили явиться в мировой суд, чтобы чисто из любопытства выяснить, как в квартире площадью тридцать квадратных метров технически возможно размещение для постоянного сожительства одного дедушки и тридцати шести кошек различных национальностей. В прениях сосед снизу изложил одно любопытнейшее обстоятельство. Он выяснил, что кошки, оказывается, простите, ссут. Мировой судья постучал карандашиком по столу и попросил соседа снизу подобрать органичный синоним данному выражению. В качестве самого удачного он предложил такой вариант: «Кошки делают пи-пи». Ответчик без спросу встрял в прения и доложил, что пи-пи делают мышки, а кошки обходятся своим «мяу-мяу». Ему было велено закрыть рот и говорить только тогда, когда секретарь судебного заседания взмахнет белым платочком. Сосед же развел руками, обреченно покивал и сказал, что да, судья абсолютно прав. Все кошки в мире, а за шестьдесят лет жизни он повидал их немало, в том числе во многих странах, где были его выставки, делают пи-пи. Однако незарегистрированные кошки в квартире четырнадцать именно ссут. Причем с таким остервенелым энтузиазмом, что он уже давно догадался о сути дела. Пока они не поссут, их не покормят. Чем больше они нассут, тем разнообразнее и питательнее будет их рацион. А сосед сверху, приглашенный в качестве свидетеля, сообщил, что соседу ответчика снизу еще повезло. В квартире, которая под дедовой, капает нормально, сверху вниз. Зато, мол, у него, свидетеля, – снизу вверх. Атмосфера там напоминает срань господню. Дескать, он подобрал бы органичный синоним, так как не ребенок и понимает, что находится во дворце правосудия, но боится, что словосочетание «полная жопа» не будет в полной мере отражать реальное положение дел.
– И что дед?
– Он долго слушал обе стороны, а потом его вдруг прорвало. Адвокат позже признался, что прошляпил этот момент. Он сидел, задумавшись над тем, что было бы, когда бы над ним поселились тридцать шесть кошек и ему на голову капало бы пи-пи. Перед глазами защитника проносились ужасные картины. Вот дедушку в мешке сносят по лестнице. Потом выводят его, адвоката, в наручниках. Следом прокурор торжественно несет на подносе неоспоримое вещественное доказательство: топор, залитый дымящейся кровью. В этот-то момент, как потом признался адвокат, он и проморгал атаку доверителя. Еще можно было спасти ситуацию. Адвокат знал, какой коньяк особо любим мировым судьей. Но старец вскочил и назвал соседа кондомом, судью проституткой, свидетеля вообще совершенно нецензурно, а адвоката продажной тварью. После чего дед Захар кошмарно заверещал и дракулой полетел к судейскому столу.
– Наверное, он уже сидит, – предположил Мамаев.
– Кто ж его посадит? Ему девяносто! – расхохотался лейтенант. – Судья тонко визжал, отбивался от старика комментированным кодексом об административных правонарушениях и пытался вырвать предплечье из капкана, на который была употреблена окинавская сталь. Виктория вроде бы уже приближалась, но во время последнего рывка изо рта ответчика вылетели челюсти. Адвокат после свидетельствовал под присягой, что они стали скакать к судье с воинственными писками «хагакурэ» и «банзай». Жрец правосудия, окончательно обалдевший от ужаса, снял с ноги туфлю и стал глушить челюсти, как медведь лососей, идущих на нерест. Но он недооценил мастера Масамунэ. Через несколько мгновений от туфли остался один каблук. И только подоспевшие приставы сумели сделать дедушку, начавшего свой бусидо, безопасным для общества.
– Ужасно! – произнес вдруг Мамаев. – Это все ужасно. Кто? Кто, я спрашиваю, кормил бедных кошек в то время, когда стороны бились насмерть на судилище?
– Не надо так волноваться, – успокоил его Акимов. – Ни одно животное, упомянутое в этом рассказе, не пострадало. Японцы сумели разыскать вдовца и выкупить у него гарду от меча Масамунэ, завалявшуюся в углу и покрытую пылью. Этого старику Захару хватило, чтобы переехать со всеми кошками за город, в частный дом. Он теперь живет на окраине деревни. Председатель уличного комитета видел своими глазами, как в день прибытия деда все крысы и тараканы уходили из деревни за горизонт нескончаемым потоком. Причем тараканы ехали на крысах. Горе сближает!..
Некоторое время молчали.
Потом Стольников, уже не в силах сдерживать смех, спросил:
– Так это у тебя от деда такое умение владеть ножом?
– А от кого же еще? Больше в моем роду к холодному оружию никто не прикасался.
Стольников расхохотался. Бойцы, улыбаясь, лежали и рассматривали звездное небо.
– Товарищ майор, они нас здесь заморят голодом, – сказал вдруг Акимов.
– Я знаю. Поэтому под утро, часа в три, мы прорвемся сквозь их кордоны и уйдем ущельем, которое на южном склоне высоты. У нас будет полтора часа до рассвета.
– Вы так уверенно это сказали, словно точно знаете, что мы прорвемся.
– А ты хотел бы, лейтенант, чтобы я сказал «попробуем прорваться»? – Саша понизил голос так, чтобы слышал его один Акимов. – Ты кто?
– Офицер.
– Так будь им. – Майор поднялся и посмотрел на часы. – Отдыхать всем! Посты я сменю сам.
– Люди слабы, – заметил Акимов, когда бойцы разлеглись под деревьями. – Они голодны, да и воды может не хватить и до утра.
Стольников внимательно посмотрел на него и осведомился:
– Ты думаешь, что я не знаю об этом?
– Я добуду еды.
– Спи. Завтра трудный день.