— Да, босс? — наконец раздался в интеркоме ее голос.
— Не могла бы ты зайти ко мне на минутку? Так, ничего существенного. Просто мне хочется хоть иногда пообщаться с живым существом.
— Конечно. Сейчас приду.
Протянув руку, он отпер дверь каюты и мгновение спустя услышал легкий щелчок, когда Рамона разблокировала замок на своей половине.
— Немного вина? — предложил он, едва девушка вошла в каюту. — Я открыл бутылку пару часов тому назад, но у меня так и не хватило сил больше, чем на один бокал.
— Только если ты присоединишься ко мне, — улыбнулась она.
— Может, это и глупо, но моя матушка всегда говорила мне, что настоящая леди никогда не пьет в одиночку.
— Почему бы и нет? — улыбнулся Тамбу, жестом указав в сторону пустой сигнальной панели. — Похоже, для разнообразия флот сам справляется со своими проблемами.
Он удобно разместился в кресле, ожидая, пока Рамона нальет вина в бокалы. Передав ему один, она пододвинула к себе другое кресло и уселась в него, поджав под себя ноги.
— Кажется, сегодня вечером у тебя хорошее настроение, — заметила она, склонив голову набок. — Хорошие новости?
— Не совсем, — отозвался он, слегка нахмурившись. — Просто нет дурных новостей. Был, правда, один довольно забавный инцидент.
— Тогда поделись со мной.
— Ну ладно. Я только что закончил разговор с Черным Джеком — помнишь, я как-то рассказывал тебе о нем? Тем самым пиратом, с которым мы столкнулись на Трепеке?
— Да, я помню, — ответила Рамона, потягивая вино. — И что ему от тебя было нужно?
— Он выразил желание присоединиться к флоту, но не это позабавило меня больше всего. Самым смешным было то, что он не узнал меня, вернее, мой голос. Интересно, как бы он реагировал, если бы знал, что этот самый Тамбу, перед которым он так заискивал, и человек, забравший у него когда-то бластер в баре на Трепеке, одно и то же лицо?
— И это все? Это и есть главная шутка дня?
— Да, пожалуй, на словах всего не передать, — согласился Тамбу, сразу приуныв. — Тебе надо было при этом присутствовать.
— Меня совсем не удивляет, что он тебя не узнал. Видишь ли, ты очень изменился.
— Как так?
— Не в упрек тебе будет сказано, но с тех пор как ты управляешь действиями нескольких кораблей вместо одного, ты стал держаться с людьми совершенно по-иному. В твоем голосе появились властные командирские интонации, которых не было, когда мы встретились впервые.
— Я не замечаю в себе никаких перемен, — запротестовал он.
— Ты слишком занят собой и своей работой, чтобы замечать это, — отозвалась Рамона. — Но власть притягивает тебя, как вода притягивает утку. Может быть, на первых порах ты лишь играл роль, но теперь вошел в нее окончательно. Ты — босс, ты — шеф, ты — наш признанный командир. Между тобой и всеми остальными существует дистанция, и это проявляется прежде всего в том, как ты с ними разговариваешь.
— Ты хочешь сказать, что сейчас, когда мы беседуем с тобой, я позволяю себе держаться высокомерно? — спросил он с вызовом.
— В данную минуту, когда мы с тобой находимся в одной каюте, это не так очевидно, — вынуждена была признать Рамона. — Но когда ты обращаешься ко мне через экран, я прекрасно это чувствую. И дело тут не в высокомерии — просто ты ясно даешь понять, кто является начальником, а кто — подчиненным.
— Судя по твоим словам, я веду себя как настоящий диктатор.
— Не в открытую, — стояла на своем Рамона. — Но ни у кого не возникает ни малейшего сомнения, что за твоей внешней мягкостью скрывается железная хватка. Ни один человек не забывает о том, что тебе удалось осуществить на деле план, о котором никто не решался даже подумать — создать единый флот из горстки разрозненных кораблей.
— Надо будет поразмышлять над этим на досуге, — вздохнул Тамбу. — Мне казалось, что я делаю только то, что от меня требуется, чтобы сохранить единство флота.
— Ты позволишь Черному Джеку присоединиться к нам? — осведомилась Рамона.
— Условно. Возможно, я совершаю ошибку, но мне любопытно знать, как он будет вести себя, получив свободу действий.
— Готова держать пари, что из него выйдет образцовый капитан. Не знаю, обращал ли ты на это внимание: чем позже экипаж корабля входит в состав флота, тем строже он придерживается правил. Чем сильнее становится флот, тем меньше желания у команды каждого отдельно взятого корабля вставать тебе поперек дороги.
— Мне бы больше пришлись по душе уважение и преданность, чем страх, — заявил Тамбу решительно.
— Тебе придется столкнуться и с тем, и с другим, и с третьим, — настаивала Рамона. — Ты постепенно превращаешься в реальную силу, а это приводит к тому, что отношение разных людей к тебе будет различным. Некоторые из них будут любить и уважать тебя, другие будут колебаться между ненавистью и страхом.
— На сегодня с меня хватит, — Тамбу поднялся с места и выпрямился во весь рост. — Я собираюсь немного вздремнуть, пока есть возможность. И по-прежнему утверждаю, что всего лишь занимаюсь своим делом.
— Я далеко не уверена в том, что и дальше все будет также просто, — Рамона потянулась и, встав с кресла, направилась к двери. — Запомни раз и навсегда: единственный человек, который определяет границы твоей работы — это ты сам!
Эриксон воспользовался перерывом, чтобы осмотреть каюту более внимательно. Уверенность в себе постепенно возвращалась к нему, и теперь он чувствовал себя гораздо спокойнее, чем в начале интервью.
Особый интерес для него представляло собрание книг, украшавших стены. К его немалому удивлению, заголовки их по большей части имели отношение к экономике или философии. По какой-то непонятной причине он предполагал, что в подборе литературы главный упор должен быть сделан на книги по военной истории. Как и сам Тамбу, библиотека совершенно не соответствовала заранее сложившимся у него представлениям. Он как раз собирался взять один из томов, чтобы рассмотреть его поближе, когда из динамика на пульте раздался голос Тамбу:
— Я готов продолжить, мистер Эриксон. Пожалуйста, простите меня за задержку.
— Все в порядке, — репортер махнул рукой, опять занимая место за пультом. — Должен, однако, признаться, что мне почему-то никогда прежде не приходило в голову, что и грозный Тамбу иногда наведывается в ванную, как и любой другой человек.
— Это обычное заблуждение относительно жизни знаменитостей, — произнес Тамбу. — Когда средний обыватель думает о каком-нибудь выдающемся артисте, политике или спортсмене, он всегда видит в них только профессионалов. Мысль о том, что время от времени им приходится заниматься самыми заурядными вещами, как, например, чисткой обуви или стиркой белья, просто не укладывается в воображении.
