историю о том, как его приняли за мятежника и не поверили его уверениям в том, что он — Макс Агранов. При этом он старался, чтобы было как можно больше подробностей (например, температура помещения, запахи), вставлял диалоги, даже выдумал несколько эмоций и ощущений. Также пришлось подавить воспоминания о разговоре с Камальевым о бионических глазах. К счастью, никакого объяснения придумывать было не надо: если Макс находился во время операции без сознания, то помнить ничего не мог. Всё это потребовало огромного напряжения всех умственных и психических сил, так что когда сканирование, наконец, закончилось, Макс чувствовал себя совершенно измочаленным.
— Допрос окончен, — сказал помощник. — Идёт проверка записи. Всё в порядке, — добавил он спустя несколько секунд.
Раздались приближающиеся шаги — должно быть, он отдал носитель Норокову.
— Освободите его, — велел доктор.
Провода медленно вылезли из глазниц Макса, втянувшись в оправу очков. Шлем поднялся, зажимы раскрылись. Помощники отстегнули руки Макса. Женщина стёрла влажной губкой гель со шва.
— Не бойтесь, — врач взял скальпель и щипцы. — Это не больно, вы же знаете.
Он ловко разрезал рубец, вынул шунт и бросил его в подставленную помощницей пластиковую чашку, потом наложил швы, а помощник смыл кровь и снова залил рану гелем.
— Через пару дней заживёт, — пообещал доктор, складывая инструменты в кейс. — Можете забирать, — сказал он Норокову, показав глазами на Макса.
— Он способен идти?
— Конечно. Просто пару часов ничего не будет чувствовать. К тому же он ослаб. Процедура закончилась благополучно, но пациент потратил много сил. Будет лучше, если ваши люди ему помогут. А вообще, я бы рекомендовал отдых и постельный режим.
— У нас нет на это времени, — Нороков повернулся к солдатам. — Помогите ему.
Макса взяли под руки, подняли с кресла и повели к выходу.
— Спасибо, док, — услышал он голос Норокова.
— Не за что, — отозвался тот.
Макс чувствовал себя сломанной куклой: он мог переставлять ноги, но не чувствовал пола. Если бы солдаты отпустили его, он наверняка упал бы.
Его ввели в лифт, и Нороков нажал кнопку одного из верхних этажей — Макс не заметил, какого именно. Потом они шли по узкому, плохо освещённому коридору, в котором пахло пылью и синтетикой.
Наконец, Макса доставили в комнату без окон. Там стояла кровать. Солдаты положили его на неё и вышли. Макс едва мог пошевелиться. Сколько он здесь пробудет? Наверное, недолго, ведь Нороков сказал, что они торопятся.
Сейчас носитель с его воспоминаниями, скорее всего, отнесут Седову, и после просмотра будет принято решение, что с ним делать дальше. Интересно, поможет ли ему Рей Фолнер. Ангел, кажется, был заинтересован в сотрудничестве с ним. Но, возможно, его влияние в стане мятежников ослабло после краха операции по активации трансактора, и теперь всем заправляет личная служба президента? Эдакий Чрезвычайный Отдел на республиканский лад. Макс усмехнулся: право же, ни один правитель не может обойтись без подручных такого рода. Парень вошёл в лёгкий транс и приказал организму восстановить силы. После чего заставил себя заснуть.
Макса заставило проснуться ощущение, что в комнате кто-то есть. Открыв глаза, он повернул голову и вздрогнул от неожиданности. Метрах в полутора от кровати сидела на стуле Мария-Анетта. Она была в форме с капитанскими нашивками, а на коленях держала стопку сложенной одежды.
— Доброе утро, — сказала она сухо. — Как самочувствие?
— Пока не знаю, — ответил Макс, пропуская приветствие. — Что ты тут делаешь?
— Я здесь по служебным делам. Не льсти себе — не просто навестить тебя заявилась.
— А конкретнее?
— Переоденься, — Мария-Анетта встала и положила одежду на край кровати. — Тебя ждут.
— Кто?
— Великий Мастер.
— Сейчас?
— Являешь чудеса проницательности. Поторапливайся.
— Если мы спешим, почему ты сидела и ждала, пока я проснусь?
— Время есть, но, раз ты проснулся, незачем размусоливать. Приводи себя в порядок, надевай костюм и пошли.
— Я не вижу здесь двери в ванную, — заметил Макс, демонстративно оглядевшись. — Где мне, по-твоему, приводить себя в порядок?
Мария-Анетта достала из кармана дистанционный пульт, нажала пару кнопок, и в одной из стен открылась незаметная до сих пор дверь.
— Здорово! — Макс сел в кровати, спустив ноги на пол. — Надеюсь, она закрывается, а то мы с тобой не в тех отношениях, чтоб я мылся у тебя на глазах.
— Не беспокойся, у меня нет ни малейшего желания пялиться на твоё тщедушное тельце. В особенности — на твоё хозяйство.
Макс усмехнулся. Даже после всех испытаний его вряд ли можно было всерьёз назвать тщедушным. Хотя, конечно, почти все его усилия по возвращению физической формы, которые он предпринимал до операции на Антиземле, пошли насмарку. Теперь, если его оставят в живых, придётся начинать сначала.
— Ладно, — сказал он, вставая и беря одежду. — Буду через час.
— Тридцать минут, — отозвалась Мария-Анетта. — Потом я отключу воду и врублю кондиционер на «-20».
— ОК, не переживай, — отозвался Макс, входя в ванную комнату.
Дверь за ним тотчас бесшумно закрылась.
Макс снял одежду и принял душ, с наслаждением растирая тело мочалкой. Тщательно промыл волосы, подстриг ногти на руках и ногах, побрился и смазал лицо прохладным гелем. Потом надел бельё и костюм — тёмно-кремовый, с тонкими вертикальными полосками на два тона темнее. К нему прилагались белая рубашка и коричневый галстук в мелкую крапинку. Взглянув на себя в зеркало, Макс остался доволен. Если его казнят, то, по крайней мере, не стыдно будет показаться на том свете.
Подойдя к двери ванной, парень негромко постучал. Она открылась почти сразу. Мария-Анетта сидела на стуле возле кровати. При виде одетого Макса она встала и направилась к выходу.
— Как я выгляжу? — шутливо спросил Макс, следуя за ней.
— Отлично, — ответила Мария-Анетта безо всякого выражения.
— Ты подбирала шмотки?
Женщина не ответила.
Они вышли в коридор, где их ждали четверо солдат в мундирах цвета хаки. У них были только личные бластеры и короткие полицейские стрекала — чёрные резиновые трубки с искровым разрядником на конце. На первый взгляд довольно безобидные, эти электрошокеры легко могли вырубить человека на несколько минут.
— Куда, по-вашему, я могу сбежать? — спросил Макс, взглянув на солдат, но обращаясь к Марии-Анетте.
— Не наглей! — бросила