На это.
— Введите подсудимого, — велел бесстрастный судья за трибуной.
Он не подавал никаких ментом, вообще. И аура его была абсолютно пустой. Он напоминал мертвеца.
— Знаешь, почему он такой? — спросила шёпотом Нилли. — Он живёт в специальной капсуле, его энергетика постоянно очищается. Там же он получает питание. Выходит только для судебных процессов. Он совершенно объективен, следует только букве закона. У него нет и не может быть привязанностей. Ему уже три сотни лет, представь! Мы для него — пыль и прах.
Конвоиры ввели Виллара, закованного в наручники. Он, оказавшись на людях, немедленно покрыл ауру ментомами гордости и насмешки. Однако они выглядели, как выцветшие и покоробившиеся плакаты на стене. Дунет ветер — облетят.
Стеной же было отчаяние, которое виднелось за ментомами, в самой ауре. Если основой ауры стало отчаяние — значит, Виллар пришёл к краху.
Мне сделалось его жалко.
Те, кого мы ненавидим, должны получить по заслугам, но при этом они должны рычать от ярости и сражаться за свои неправильные идеалы до конца, только тогда победа будет сладка. Но что проку уничтожить того, кто уже сам осознал всю глубину своих заблуждений? Хуже, чем сейчас, ему всё равно не может быть. И в такие моменты занесённое нами оружие оборачивается против нас самих.
Потому что в мире есть лишь одно настоящее зло, и имя ему — Кет. Всё остальное — нужно нам для развития. Вот чему научил меня Айк.
— Слушаю обвинение, — сказал судья.
Мне показалось, что он очень устал. Хочет поскорее вернуться в свою капсулу и погрузиться в искусственный сон. Реальность была для него слишком утомительной.
Можно ли назвать объективным того, кто ради прекращения мучений скорее вынесет решение, требующее меньше времени на разбирательства?..
Судья стоял за самой большой трибуной. Виллар находился напротив него, за трибуной поменьше. Ещё три завершали пятиугольник, и одну из них занял ректор.
Мало кто его встречал. Он не произносил речей даже в самом начале, на торжественном посвящении. Он просто тихо и спокойно решал административные вопросы в своём кабинете, и для него все мы, всё происходящее с нами — лишь массивы данных, которые непрерывно обрабатываются и анализируются.
— Ученик Виллар нарушил закон Уникальности Сознания, — еле слышно сказал ректор, как будто не решился толком и проговаривал слова про себя, пытаясь понять, как они будут звучать. — Скопировал сознание обитателя искусственного мира и переселил его в искусственно созданное тело. Кроме того, Виллар систематически нарушал устав станции, подвергался взысканиям. Идеи, высказываемыми Вилларом, опасны и, при их воплощении, грозят непоправимыми бедствиями, вплоть до уничтожения жизни как таковой. В связи с этим, ссылаясь на последний инцидент, как на провоцирующее событие, я считаю необходимым во-первых исключить Виллара из числа учеников и лишить его возможности работы на дальних станциях в любом качестве. Во-вторых, настаиваю на тюремном заключении сроком год, и не меньше трети этого времени он должен провести в капсуле энергетической очистки. В-третьих, учитывая тяжесть проступка, я рекомендую распыление Виллара с обязательным поглощением его энергии контурами станции. Впоследствии эта энергия будет использована в учебных целях. Я закончил.
— Не поняла, — прошептала Нилли. — Они хотят отчислить его, посадить в тюрьму, а потом убить?
— Да нет, — так же шёпотом отозвался Айк. — Обвинение выдвигает максимум. Ну, знаешь, это как ловить рыбу. Рыба попадётся, может быть, в три-четыре ячеи, но если раскинешь сеть лишь на ширину этих четырёх ячей — вряд ли чего-то добьёшься. — Тут он посмотрел на меня. — На земле ведь ещё ловят рыбу?
— Ловят, — кивнула я.
Что нам ещё остаётся, на земле. Мы хотим жить.
Они хотят жить.
И я хочу жить. Отдельно от них — я тоже хочу жить.
И Виллар — я видела это по его ментомам — хотел того же самого.
Жить.
— Принято к сведению, — сказал судья. — Слушаю защиту.
К свободной трибуне напротив обвинения встала… хранительница.
По толпе прокатился удивлённый ропот, но ответом была лишь неизменная белая ментома. Хранительница была невозмутима и безупречна.
— Я полностью согласна с обвинением, — сказала она. — Виллар — не подарок. Он сотворил страшное. Но мы не можем не принять во внимание его намерения. Виллар действовал из по-настоящему гуманистических соображений. То, что он так неправильно понимает идеи Общего Дела, которым хочет служить беззаветно, не его вина, но — наша. Я бы могла сейчас озвучить свои соображения об особенностях курса техники безопасности, который ведётся на первом обороте, и который далёк от безупречности, но здесь не место и не время для подобного. Поэтому я лишь отвечу на требования обвинения в обратном порядке. Рекомендация распыления несостоятельна по определению. Виллар никогда не злоумышлял против Общего Дела, он лишь безгранично расширил в своём сердце понимание любви к живым и разумным существам. Создав прецедент, распылив ученика за такое, мы откроем окно для законного уничтожения любого другого гражданина, пусть даже совершенно законопослушного. Нельзя концентрироваться на одном Вилларе, на кону сейчас стоит намного большее.
По судье невозможно было сказать, как он воспринимает слова хранительницы. Слышит он вообще их, или же спит с открытыми глазами.
Хранительница вела себя точно так же, как вела бы я. Спрятавшись за белой ментомой, как за щитом, она продолжала говорить ровным спокойным тоном:
— Обвинение настаивает на тюремном заключении. Я бы охотно поддержала эту инициативу, если бы не видела ситуацию в Безграничьи своими глазами. Пятёрок, способных адекватно работать над Общим Делом — критически мало. Частые пересменки приводят к тому, что отдельные единицы не выдерживают. Они сходят с ума, погибают или просто бегут. Да, пока их есть кому заменить, но результат получается всё хуже, и однажды Кет просто не обратит внимания на очередную приманку. Виллар — невероятно мощный созидатель, и для нашего общества — вопрос чести научиться направлять его энергию в верное русло. Я бы могла уподобить Виллара сверхбыстрому космическому кораблю с невероятно сложным управлением. Мы попытались и, не справившись, заперли его в ангар на год, продолжая летать на едва шевелящихся моделях. Я называю это — нерациональным поступком. Заключение для Виллара — это наказание для всех нас. Но сейчас не время для самобичеваний. Сейчас мы должны собраться и вести борьбу.
Судья, как мне показалось, чуть наклонил голову.
— Дельно говорит, — заметил Айк.
— Пару дней назад ты говорил совсем другое, — сказала Нилли.
— У меня нет
