— Медуведь ушел! — проревел Тушем, закончив разливать и грохая по столу так, что, казалось, было слышно не то что на улице, но даже у входного шлюза.
— Все, по местам, по местам! — заорал Андрей, выбираясь из-под стола и занимая свое место. — Атеперь ты — ведущий, — указал он на Гравенка, после чего кивнул: — Ну, командуй!
Тот понимающе кивнул в ответ и скомандовал:
— Пьем! И — р-р-р-аз! — а затем с силой, так что Все, что находилось на столе, подпрыгнуло в воздух, а часть стаканов даже упала, саданул по столешнице и проорал: — Медуведь пришел!
И народ, весело гомоня, полез под стол.
Когда очередь ведущего дошла до Андрея, за столом оставалось всего четверо — Тушем, Угрувк (ну да немудрено, с такой-то массой) и, ко всеобщему удивлению, Кинжальник. К удивлению, поскольку Руб по комплекции очень сильно недотягивал до обоих «тяжей», но все еще держался… Ну и сам Андрей. Остальные обретались под столом, просто не сумев на каком-то из очередных «заходов медведя» выбраться оттуда. Кое-кто уже успел заснуть, остальные либо сидели, привалившись к ножкам и бессмысленно блымая осоловелыми глазами, либо все еще пытались бестолково выбраться наружу, время от времени падая под лавки и прикладываясь о них лицом или, там, ухом. Андрей обвел затуманенным выпитым взором пространство бара… ух ты, скока народу-то… или у него просто в глазах двои… трои… четв… чет… чев… а — ладно! Пьем! И-и-и-и:
— Меведь пиришел!
Тушем и Угрувк грохнули о стол пустыми стаканами и, осторожно неся свои головы на плечах, как величайшие драгоценности, начали сползать вниз. Но на полпути Угрувк не выдержал и, соскользнув рукой по лавке, просто грохнулся под стол, по пути гулко приложившись могучим лбом о край столешницы. После чего не вскрикнул, не застонал, а… захрапел. Тушем же сумел-таки заползти под стол без потерь. А вот Руб… Руб еще несколько мгновений после… ну, наверное, это можно было назвать кличем… или командой… так вот, он еще некоторое время просто сидел, покачиваясь на лавке, после чего просто ухнул спиной назад, громко звезданувшись затылком об доски пола, апотом, вслед за телом, туда же съехали и его ноги. Так что в итоге Кинжальник просто сложился этакой живописной кучкой на полу в проходе между столами.
— У-у-уб… — укоризненно начал Андрей, проводив его взглядом. Затем задумался над тем, что же он хочет сказать. Потом вспомнил и сделал еще один заход: — У-убеж… у-у-уб-бе… ахм… с-сбег, кроче… них-х-х-шо… — И он погрозил пальцем куда-то в пространство. Старательно, но разлив больше, чем налив, наполнил свой стакан, потом еще один, а затем… затем бутылка кончилась. Андрей недоуменно посмотрел на нее, аккуратно отодвинул руку в сторону и попытался поставить опустевший сосуд на стол. Не получилось. Стол оказался каким-то неровным… и поставленным под углом… поэтому бутылка упала и покатилась, задев еще несколько уже лежащих стаканов. Землянин проводил ее умильным взглядом, потом перевел все тот же, полный любви взгляд на окружающих, плотным кольцом обступивших их стол, подумал и даже не проорал, а просто эдак ласково прошептал… ну, или, выдохнул: — Мм-м-мведь ушл…
Но, несмотря на объявленное исчезновение угрозы, из-под стола так никто и не выбрался. Совсем. Андрей некоторое время ждал, даже попытался заглянуть под стол, проверить, как там мужики, что с ними… но едва не упал. А потом напротив него возникла чья-то красная, напряженная, утирающая слезы рожа… или две… или больше…
— Ну-у, Кузьмич… ну зажег… — давясь и всхлипывая, сообщила ему рожа. — Я такого в своей жизни никогда не видел! Ой, не могу-у-у-у…
— A-а… — Андрей расплылся в улыбке узнавания. Ну да, он был знаком с этой рожей. Точно! — Ушм… дружще… а-а-а, давай выпм… а то мведь ушл, а ннн-кго нет… — Он всхлипнул от искренней обиды на то, что его вот так вот все бросили, совсем одного, даже медведь, вот ведь гад такой, ушел… а потом еще раз предложил: — А авай выпм… а?
— А — давай! — залихватски кивнул Ушем, сгреоая один из двух налитых землянином стаканов. — Та тебя, Кузьмич! За самого веселого и удачливого сукина сына, которого я знаю! Это ж надо такое придумать — Мудиведь ушел…
Андрей благодарно улыбнулся, кивнул, поднес к губам стакан с баркамашем, сделал глоток, другой и… всё.
У-уй, — страдальчески простонал Легкий, осторожно усаживаясь на краешек лавки и стараясь не сильно шевелить головой, которую он, к тому же нежно и трепетно поддерживал аж двумя руками. — Ну, Кузьми-ич… ну-у-у… что же это за тварь такая этот твой м-медведий… ну вот точно пострашнее краграмнола будет… у-у-уй, моя голова…
Андрей, тоже чувствующий себя далеко не орлом, сочувственно скривился (нет, он попытался улыбнулся, но… не получилось, ей-богу) и протянул соратнику аккуратную емкость.
— На вот, хлебни.
— Что это?
— Баркама…
— Что?! — Легкий аж подскочил на месте, попытавшись в прыжке отодвинуться подальше. — У-уй… голова… Я… я эту гадость больше никогда в рот не возьму!
— Зря ты так, — осуждающе покачал головой Андрей, ставя емкость на стол. — Это один из медицинских принципов — лечить подобное подобным. Только тут увлекаться нельзя. Осторожно надо. Как говорят у меня на родине: неосторожный опохмел ведет к запою.
Легкий приоткрыл страдальчески зажмуренные глаза и с надеждой посмотрел на землянина.
— Говоришь, легче будет, если выпью?
— Если немного — однозначно легче.
— А может, лучше в капсулу?
— Деньги лишние? — поинтересовался Андрей.
— Да, денег жалко, но чем так жить…
— Ну, тогда выпей, а там уже решишь.
Легкий еще несколько мгновений недоверчиво Рассматривал стоящую перед ним емкость, потом Робко, одними кончиками пальцев ухватил ее и, судорожно сморщившись, опрокинул в рот.
— Ы-ы-ыхф… ну и гадость! И как мы ее только вчера пили? — выдохнул он, а затем повел взглядом по сторонам и поинтересовался: — А где все?
— На вот, закуси, — посоветовал Андрей, протягивая соленый бошкец. Огурцом его назвать было сложно, но по вкусу был чем-то похож. — А остальные еще валяются. Ты-то вчера почти первым вырубился, поэтому и раньше других оклемался. Интоксикацияу тебя оказалась поменьше, чем у других…
— Ин… что?
Андрей махнул рукой, неважно, мол.
— А ты тогда как? Я пока по лестнице спускался, мне аж трое успели сказать, что ты вчера всех перепил. Даже «тяжей».
— Ну… это у нас такая национальная черта, — скромно сообщил Андрей. — Особенности метаболизма такие. Национального.
— Чего? — снова страдальчески морщась, переспросил Легкий.