— Ты привык к более лёгкому маленькому щиту, — определил он, отдышавшись.
— Ты прав, почтенный. Я служил в лёгкой пехоте.
— Тогда понятно. Но кто тебя учил принимать удар на меч? Будь это настоящий бой — ты бы испортил его.
— Зато остался бы жив и подобрал бы после боя неиспорченный. А много ли толку от неиспорченного меча мёртвому?
— Тоже верно! — усмехнулся римлянин, — Но ведь ты испортил бы при этом и мой, и тебе пришлось бы выбирать из двух испорченных мечей.
— Жизнь дороже, — возразил я, — Да и велик ли вред от небольших зазубрин у самой рукояти? Зачем их стачивать? Рубим-то мы той половиной, что у острия, — рассказывать ему о средневековых мечах, у которых «сильная» часть вообще не затачивается, я не собирался. Показывать свой — тем более. У меня и для Бената-то запасного меча пока нет, не хватало только ещё и этому зависть разжигать! Дарить ему свой я уж точно не стану!
К счастью, обошлось. «Уев» меня моей «неправильной» манерой боя, он вернул себе утраченный проигрышем кураж и в тонкости совать нос не стал. По его просьбе мы, включая и успевшего вернуться Хренио, присоединились к его людям, дабы показать ему окрестности. Вид нашего «лимеса» Гнея Марция озадачил:
— А почему на этом берегу? Разве тот берег не наш?
— Наш, но там труднее обороняться и держаться до подхода подмоги. Зачем нам лишние потери?
— Мне кажется, этим лузитанских разбойников и здесь не сдержать.
— Эта линия задержит их и даст нам время подготовить им встречу. В неудачном для нас случае — задержит их на обратном пути, и погоне будет легче нагнать их.
— Ну, если только так… Хотя — для начала неплохо. Я ожидал худшего. Довелось опробовать в деле?
— Не здесь — немного дальше, — я указал ему направление выше по реке, и мы поехали туда.
— У вас уже и форт есть? — изумился римлянин, увидев вдали первый из наших опорных пунктов.
— Этот и ещё парочка, почтенный, — я имел в виду уже готовые и функционирующие, не касаясь ещё доброго десятка строящихся или намеченных к постройке.
— Неплохо! А где было нападение?
— Не доезжая до него. Вон, где люди чинят вал.
— Одно было нападение?
— Три мелких и одно посерьёзнее, — о том, что к этому последнему нападению мы были готовы заблаговременно, поскольку были предупреждены Ликутом, я дипломатично умолчал. Зачем римлянам знать о наших непростых и неоднозначных взаимоотношениях с НЕКОТОРЫМИ лузитанами, о которых и из своих-то знают лишь единицы?
— И каковы результаты?
— Да вон они — висят на деревьях, — я указал на ту сторону реки, где на опушке леса успело ощутимо прибавиться повешенных «высоко и коротко» бандитов.
— Надо было распять их на крестах, как принято у нас. Иначе непонятно, кто они такие и кем казнены. Я слыхал, что и лузитаны тоже удавливают своих преступников подобным образом.
— Они — у себя, мы — у себя, — возразил я, — Кто ещё мог повесить разбойников на турдетанской территории кроме самих турдетан? Всё, как положено по закону!
— Варварский закон! Ладно, вас оправдывает то, что НАСТОЯЩИХ законов — наших, римских — вам изучать некогда, и они могут и обождать, а пока вы не обучены им — судите и казните, как умеете, — не стал спорить проквестор, по которому и так было видно, что брюзжит он лишь для порядка, а на самом деле вполне доволен.
Ещё довольнее он оказался, когда мы подъехали обратно к строящемуся городу Миликона, и он заценил укрепления:
— Неплохо! Для начала — совсем неплохо! Без осадных машин я бы даже подступать не стал. А откуда у лузитанских дикарей возьмутся осадные машины? Да, когда Миликон закончит строительство — здесь можно будет удержаться даже при ОЧЕНЬ серьёзном набеге. Неплохо! Я слыхал, что Миликон решил дать городу новое название? Что ж, он восстанавливает его из руин, можно сказать — строит заново, так что имеет на это полное право. Как его назвали?
— Дахау, почтенный! — бодро и с самым серьёзным видом доложил начальник привратного караула, отчего мы прыснули в кулаки.
— А что смешного? — не понял Гней Марций.
— Ну, вообще-то мы так называем тот лагерь, в котором ты уже побывал, — пояснил я ему.
— А вот это — правильно, хорошо придумали! — неожиданно одобрил римлянин, — У нас тоже многие города выросли из бывших армейских лагерей, и это настоящая римская традиция! Я доложу претору — он будет доволен. Ну-ка, ещё раз название города? — раскрыв навощённую дощечку, он нацарапал на ней стилосом под нашу диктовку большими латинскими буквами «DAHAU» и постановил:
— Так тому и быть! А теперь — поехали, посмотрим, что у вас там внутри этого вашего Дахау!
Никаких великих тайн, которых не полагалось знать римским властям, ни у нас, ни у Миликона в городе завестись ещё не успело. Сюрприз ожидал не проквестора, а вождя, наверняка собиравшегося назвать город совсем иначе. Но римляне — народ упрямый, типа «как сказал, так и будет», а тут ведь не просто сказал, тут уже и записал, да ещё и на глазах у собственных солдат, а это — уже не шутки, это уже серьёзно. Спорить с представителем римской власти Миликон едва ли станет, жаловаться претору — тем более. Скорее всего, чтобы не терять лица, сделает вид, будто сам так решил — Васькин явно оказался провидцем, гы-гы! Да и хрен с ним, пускай. Дахау — так Дахау…
Из Гадеса мы отплыли домой с чистой совестью и с сознанием выполненного долга. Всё, что требовалось — разрулили. С формированием будущей турдетанской армии дело было на мази, хозяйственные вопросы Миликон решил, а главное — удалось достичь взаимопонимания с преторским проквестором Гнем Марцием и подготовить более, чем приемлемый договор вождя с Римом, за основу которого при разработке мы взяли средневековый вассальный канон. В чистом виде его протолкнуть, конечно, не удалось — ну не понимают римляне таких вещей, как «служить сюзерену сорок дней в году», зато принцип полной автономии свежеиспечённого федерата прошёл легко. Вот что значит бросовая земля, заниматься которой гордым квиритам банально недосуг!
Удачно продемонстрировали проквестору и наше бедственное положение — приняв с нами участие в «дегустации» желудёвого пайка турдетанских переселенцев в Дахау — название таки прижилось и к городу Миликона — римлянин проникся и включил в договор пункт об освобождении всех подвластных вождю поселений в указанных границах от налогов и обязательных продовольственных поставок на пять лет. Мы о таком и не помышляли, собираясь просить лишь о трёхлетнем сроке, но, само собой, решение преторского чиновника нас ни разу не огорчило. В дальнейшем — как вассал-союзник — вождь должен будет передавать в распоряжение претора двадцатую часть урожая и приплода скота со своих земель и столько же будет обязан продать по фиксированной цене, если римлянам это потребуется. Это было обычной практикой в отношении подвластных союзников — просто подданные несли аналогичные повинности в удвоенном размере. Для тёплой и плодородной Испании это было вполне приемлемо и необременительно. Более того, мы ведь ещё и схитрожопили, настояв на ПОЛНОМ перечислении всех возделываемых культур и всей выращиваемой живности, с которых полагалось платить означенные налоги и осуществлять поставки. В результате всё, что завелось бы в хозяйстве автономии нового, в договоре не перечисленного, по букве договора налогообложению и обязательным поставкам не подлежало. Нужно было видеть при этом мгновенную ухмылку Васькина. Что он там давеча говорил о свиньях, а?
