Понятно, что халявы в этом мире не бывает. За сниженные по сравнению с обычными подданными налоги и поставки союзник обязан предоставлять по первому же требованию римского наместника вспомогательные войска. Как раз на этом погорел предшественник Миликона, отправивший большую часть своих вояк в Кордубу и оставшийся беззащитным перед лузитанами. Заключённый договор гласил, что Дахау и прилегающие к нему земли должны отправлять в распоряжение претора не более половины своих войск, которые были особо оговорены как ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ, а наша «аракчеевщина» никак не фиксировалась, и крестьянское ополчение в договоре вообще не фигурировало. Какое же это войско? Так, сельские отряды самообороны. Уж очень неспокойно на лузитанской границе… Главный же наш финт ушами заключался в чётком указании границ автономии, в том числе и ВНЕШНИХ, полностью совпадающих с нашей частью границы римской Дальней Испании. Римляне — сами законники и бюрократы ещё те, так что данное буквоедство Гнея Марция не удивило, даже понравилось — варвары осваивают передовую римскую культуру, гы-гы! А в результате, в сочетании с полной самостоятельностью Миликона во всём, что не касалось налогов, поставок и предоставления «большому брату» вспомогательных войск, получалось, что Рим в этом договоре САМ обозначал территориальные ПРЕДЕЛЫ своей власти и юрисдикции, за которыми вождь получал таким образом полную свободу рук. И всё, что он завоевал бы там, в соответствии с ловко проведённым нами в текст договора «принципом нерушимости границ», было бы уже совершенно отдельным политическим образованием, к турдетанской автономии на территории римской Дальней Испании никакого отношения не имеющим и Риму ни под каким соусом не подвластным. Естественно, на эту тему мы с Миликоном молчали как рыба об лёд. Какие завоевания? Тут бы от набегов за укреплениями отсидеться, с нашими-то горе-ополченцами! В общем, сделали всё для юридической и организационной подготовки будущей операции «Ублюдок».
Ублюдок, а точнее, Бастард — это, если кто не в курсах, прозвище некоего гражданина Пешеходова Вильгельма Робертовича, француза норвежского происхождения, ортодоксального католика, служащего военно-феодального управленческого аппарата в должности герцога Нормандского. Почему Пешеходов? Ну, стыдно-с, господа, таких вещей не понимать. Предок Вилли как звался? Правильно, Рольф Пешеход. Ну и какую фамилию прикажете после этого назначить тому Вилли? Завоевав Англию, означенный гражданин Пешеходов, физически и биологически оставаясь одним человеком, политически и юридически разделился на двух двойников-клонов — вассала французской короны герцога Нормандского и независимого суверена короля Английского. И никого не сношало то, что это один и тот же человек — принципа нерушимости границ никто не отменял. Вот такое же политическое и юридическое раздвоение предстояло и Миликону, когда он поднакопит для этого достаточно силёнок.
Пару дней он дулся на нас из-за Дахау, который, как оказалось, хотел назвать по названию своего прежнего городка. Помозговав, мы посвятили его в секрет прикола — естественно, отредактированный в духе официальной версии нашего происхождения. Типа, была у нашего венедского племени далеко на северо-востоке большая война с германцами, а те были большими любителями пленников в укреплённые и охраняемые лагеря сгонять и заставлять там вгрёбывать как папа Карло на голодном пайке из отбросов, и настоящий Дахау — как раз один из таких лагерей, и даже внешне очень похожий. Тоже прямоугольный в плане, тоже с ограждением из плетня, тоже с такими же вышками — просто, не мудрствуя лукаво, описали ему устройство и характерные признаки его собственного лагеря, включая и кормёжку желудями. А для пущего правдоподобия не забыли упомянуть и об отличиях — охрана в шкурах и рогатых шлемах, которую мы описали по стереотипному киношному штампу древних германцев. Кто поедет проверять? Нашим басням о масштабах той бойни — с нашей стороны аж полторы тысячи полегло, и ещё пять сотен германцы в тех лагерях заморили, из которых сотню в том своём плетёном из прутьев Дахау — вождь не поверил, уменьшив заявленную нами цифирь в «стандартные» три раза, но суть прикола уловил и от души поржал, что нам от него и требовалось. Оценив юмор, он обиду выключил и махнул рукой — ладно, так и быть, пусть будет Дахау. Попросил нас только никому больше не рассказывать. Приятно человеку гордиться своей причастностью к сокровенному знанию, которым владеют лишь немногие, и он — в их числе. Особенно забавляли его самодовольные ухмылки Фабриция, действительно ПОСВЯЩЁННОГО в наш секрет и знавшего от нас НАСТОЯЩУЮ версию. От той редакции, что мы скормили Миликону, он хохотал едва ли не больше, чем от самого нашего прикола. Впрочем, сочиняя её для вождя, мы и сами поржали вволю — даже Хренио, когда я ради пущей хохмы описал ему старика Алоизыча с его характерными усиками а-ля Чарли Чаплин, но плаще из медвежьей шкуры и с чёлкой, выглядывающей из-под рогатого шлема….
— А помните, мужики, как пыжилось это чмурло, Антипка которое, когда представлялось? — припомнил, давясь от смеха, Володя, — Гней Марций Антип, — гнусаво передразнил он проквесторского клиента-вольноотпущенника.
— Дык, целый римский гражданин — не нам, варварам, чета! — хохотнул я, тоже вспомнив эту картину маслом, — Пуп земли, млять!
— Ещё вокруг Эссельты увивался, хотел её за два медяка уломать! — прикололся и Васкес, — И как надулся, когда она его отшила!
— Так ведь за какие медяки! Аж за два римских асса! Видели, какие блямбы? Так он же ещё потом и набавлял — до пяти! — спецназер аж дурашливо закатил глазки, — И кого отшила! Самого Гнея Марция Антипку, гражданина Рима! — и мы расхохотались все втроём — это ведь и в самом деле надо было видеть!
— А потом, вроде, и НАСТОЯЩИЙ Марций слюну на неё пустил? — ухмыльнулся наш мент, — Или мне показалось?
— Было дело! — хмыкнул я, — Только Софонибу приныкал, чтоб глаза ему не мозолила, а тут эта — ага, тоже типа как городская вырядилась. Он-то ведь за мою рабыню её принял и думал, что всего-то и делов — со мной договориться, а как услыхал, что свободная и замужем — видел бы ты, как скис!
Пока Нирул организовывал переезд со всем рудничным и прочим хозяйством, его жена продолжала оставаться у меня под видом служанки, дабы быть под присмотром и под защитой. И проблем это никаких не вызывало, пока римлян нелёгкая не принесла…
— Он же ещё потом таки пронюхал, что ейный муж — мой вольноотпущенник, — поделился я приколом, — Так прикиньте, у них же принято, что вольноотпущенник и на свободе должен угождать во всём бывшему хозяину, ну он и вообразил… Представляете, каково было ему разжевать, что здесь ему — не тут, да при этом ещё и не обидеть?
