Он удивился-таки, обнаружив в центре Моса эскадрилью пиросов. Это был один из отрядов, посланных в погоню за отступающими частями истинных людей. Понятно, пиросы быстрее прочих добрались до столицы княжества презренных чистяков, и тут, в небе над городом – вот незадача! – они, как последние сухопутные, угодили в ловушку, пролетев через облако тонжерра. Так что теперь неподвижности ястребков, стоявших крылом к крылу, могли позавидовать камни у них под ногами.
– Родду без разницы, кем управлять. У рабов расы нет.
– Не у рабов, дружище. Раб же сам, без приказа хозяина, может в носу поковырять, а тут… У пальцев расы нет. Или у ногтей. Или…
– Я понял, Зил. Не стоит продолжать.
Уже виднелся над головами впереди памятник Всем Выжившим, установленный у игриво размалеванной – чересчур цветастой! – казармы ратников. Личная гвардия должна всегда быть неподалеку от князя, чтобы при необходимости тотчас спасти его от внутренних заговорщиков и коварных внешних врагов. Всеми Выжившими были почему-то только двое бородатых мужчин. Вот как они дали потомство без жен – красоток или хотя бы косых и кривых простушек?..
Бородач, возвышавшийся над вторым бородачом, зачем-то решил отобрать у товарища его короткий меч, мол, тебе и щита хватит. Причем схватился он вовсе не за рукоять, как поступил бы всякий нормальный воин, а за лезвие. Наверное, пальцы ему не нужны. Дальше зеленела легендарная роща кедровиц, рядом с ней приник бурым гранитом к брусчатке склеп, сооруженный непонятно для чего задолго до Третьей мировой. Говорят, над входом в него раньше была надпись, прочитав которую человек падал замертво, и сгубила она столько же народу, сколько и война. И вот однажды великий князь Моса приказал ослепить десяток рабов, а уж те, не имея возможности надпись прочесть и погибнуть, ее, поганую, уничтожили. Еще ходили слухи, что под склепом располагается лаборатория Мора, где тот изготовил яд для своего почтенного батюшки. По другую сторону рощи величественно возвышалась над городом башня княжеского замка.
Последние меры до площади дались союзникам непросто.
Работая локтями, оттаскивая кого-то, кого-то укладывая на соседей, они потратили столько же времени, сколько заняла приятная прогулка по озелененному тонжерром городу. Смеркалось, тени удлинились, подул ветерок, и в небе над Мосом появились мелкие летучие мыши – с кулачок ребенка, – пожиравшие мотыльков и комаров.
Перед парнями открылась большая – очень большая! – городская площадь.
И на ней яблоку было негде упасть, как говорили предки. Падать на брусчатку было некуда из-за трупов. Всю площадь усеяли тела, кое-где в несколько слоев. Здесь были многие тысячи, десятки тысяч трупов. Зил хрипло задышал, к горлу подкатил кислый ком. Только бы не вывернуть в маску содержимое желудка. Маска защищала его не только от тонжерра, но и от трупной вони. Бурая гниль, да здесь же половина населения Моса! Вот почему на улицах так мало людей!
А еще сюда чуть ли не со всех Разведанных Территорий слетелись птеры. Щелкая окровавленными жвалами, сотни, если не тысячи этих тварей ползали по трупам на площади. Зил столько падальшиков не видел даже на Поле Отцов. Оттуда их прогнала лютая зима, а тут, в Мосе, им было раздолье, никто их не гнал, никто не отнимал еду, чтобы сжечь ее, а пепел развеять. Вот они и бродили по телам – с наслаждением отрыгивая, копошась, переваливаясь с боку на бок и хлюпая лапами, чуть ли не до основания погружаясь черными сегментами в размягченное месиво, стрекоча грязными крыльями и жужжа. Подумать только, птеры жрали чистокровных на центральной площади Моса! Мерзкие твари! Да они так набили свои брюха, что у них подгибались лапы под тяжестью тел. Они не то что взлететь, они ходить уже не могли!
И кровь. Везде кровь.
Кое-где она давно свернулась, спеклась и высохла, ее выдул ветер, превратил в обычную пыль. Но тут и там блестели озера еще свежей крови, в них барахтались бесчисленные стаи мышар, поднявшихся на поверхность из подземелий Моса. Мышары лакали кровь. Мышары обгладывали зеленые лица мертвецов и прогрызали вздувшиеся животы, шумно выпуская из них скопившиеся газы.
Заставив себя не закрыть глаза и смотреть, леший крутил головой по сторонам. Разорванные куртки-плетенки. Вообще много рваного. Да и как одежде остаться целой, если рукав отрывают вместе с рукой?.. Торчащие из плоти кости, белые-белые. И везде тела изломанные и разодранные так, что непонятно, где голова, где руки, а где ноги, тем более что частенько чего-то не хватало… И полчища мух, комаров, слепней, многоножек и прочих насекомых. Именно они создавали тот гул, который Зил услышал еще у ворот и к которому привык, даже перестал его замечать, пока шел по городу.
Союзники быстро переглянулись.
– Леший, ты это видишь?.. – покачнувшись, Даль едва не свалился в воронку от взрыва чего-то слабенького, несущественного, глубиной всего-то мер пять, с давно уже пологими склонами, этой весной зазеленевшими молодой травой. На площади было много таких воронок, как и по всему Мосу. На траве вниз лицом, раскинув руки, будто желая обнять всех-всех-всех, лежал труп мужчины.
– Вижу, дружище. Так что хватит себя щипать. Дыру в плетенке сделаешь.
В ответ альбинос пробулькал нечто невразумительное. Он тоже боролся с тошнотой.
– Леший, надо уходить отсюда, – наконец выдал Даль.
– Но моя сестра! – Зил куснул губу и мотнул головой. – Узнать надо, расспросить кого-нибудь.
– Ну так спрашивай и пойдем.
Зил посмотрел на трупы, будто всерьез рассчитывая, что они поднимутся и расскажут ему все, что знают. Потом он посмотрел на Даля и пожал плечами. Расхохотались они одновременно, хотя им было вовсе не смешно.
– Дружище, ты передумал спасать свою подругу?
– Нет, не передумал. Она там, – Даль кивнул, указав на заостренную башню княжеского замка, проклюнувшуюся из квадратного в сечении краснокирпичного основания. – Ее не надо спасать, она умеет постоять за себя. Я вот только-только с ней связался. Хотел сделать сюрприз, появиться неожиданно, без приглашения, но передумал из-за этого всего. – Даль покосился на тела и, не моргая, уставился на замок. – Она предупредила меня об опасности, леший. Впрочем, нам уже поздно бежать.
– О чем ты?.. – Зил проследил за взглядом альбиноса.
Закругленные в верхней части ворота замка распахнулись, и наружу вывалилось – или вытекло? – нечто громоздкое, постоянно меняющее форму и представляющее из себя груду переплетенных между собой извивающихся «корней», издававших шелест и скрежет. С громким чавканьем подмяв и раздавив до этого уже изуродованные тела, это нечто быстро заняло треть площади. Заслонив собой спешно покидающее Мос солнце, в воздух поднялись мириады недовольно жужжащих насекомых.