Сначала на поверхность всплыл шест, привязанный прочным парашютным шнуром за какой-то тяжелый предмет, а потом и сам предмет, оказавшийся кубическим ящиком, сколоченным из толстых, хорошо пригнанных друг к другу досок.
Ханнес и Альбрехт с трудом вытащили его на плот.
— А теперь — к берегу!— скомандовал Альбрехт.
...Ящик аккуратно вскрыли стамеской на кухне Ханнеса.
Под досками оказалось несколько слоев водонепроницаемой бумаги, а под ней — два слоя хорошо промасленной парусины.
— Упаковано на совесть, — сказал Альбрехт, вспарывая ножом плотную ткань.
Под ней оказалось еще два слоя бумаги.
Когда их сорвали, Ханнес крякнул и сел на стул.
В ящике лежали деньги.
Некоторое время оба ошеломленно смотрели на синие и зеленые бандероли, уложенные так плотно, что они казались монолитной массой. Наконец Альбрехт вытащил одну бандероль и поднес к глазам.
— Английские фунты, — тихо сказал он. — И в этом кирпиче, если верить цифрам, напечатанным на обертке, ровно пять тысяч. Черт возьми, сколько же здесь всего?
Он начал выкладывать бандероли на пол.
— В моей телеге было четырнадцать таких коробок, — пробормотал Ханнес, опускаясь рядом с ним на колени.
Скоро весь пол вокруг ящика был покрыт бандеролями, а им, казалось, не будет конца.
— Бумажки-то старые, потертые, — сказал Ханнес, разрывая на одной пачке обертку. — Где они их столько набрали? Почему не взяли с собой?.. Я думаю, здесь полмиллиона, не меньше.
Он заглянул в ящик.
— А это что за шкатулка, Альбрехт? Сдается, что кроме бумажек здесь есть еще кое-что подороже.
Альбрехт извлек со дна ящика небольшую деревянную коробку, в которой что-то глухо звякнуло, когда он поставил ее на стол.
Долото вошло в щель между крышкой и корпусом коробки, и крышка откинулась.
— Железо... — разочарованно протянул Ханнес, трогая пальцем стопку темных металлических пластин, которые составляли все содержимое шкатулки.
— По-моему, нет, — отозвался Альбрехт. — Железо они не прятали бы вместе с деньгами.
Оба взяли из шкатулки по пластине и начали их разглядывать.
Прямоугольники из довольно толстой меди, тяжелые, покрытые с одной стороны тонким причудливым узором...
На пластинах сохранились еще следы краски, которая пачкала руки.
— Смотри-ка, — сказал Ханнес, — вот здесь рисунок какой-то женщины.
Он протянул медяшку Альбрехту.
Гайсвинклер повернул пластину к свету и вгляделся в нее.
— Женщина! — воскликнул он, — Теперь-то я понял, что это такое! Знаешь, что это за женщина, старина Ханнес? Это — английская королева. Я видел ее на деньгах, которыми в мирное время расплачивались в наших местах туристы.
— Смотри, здесь еще какие-то буквы и цифры, только наоборот. Вроде как в зеркале, — сказал Ханнес.
— Да, зеркало! — воскликнул Альбрехт. — У тебя в доме есть зеркало?
— Конечно!
— Дай-ка сюда.
Ханнес принес из спальни зеркало.
Альбрехт приблизил пластину к стеклу и повернул ее к свету окна.
— Смотри!
— Теперь можно читать, — сказал Ханнес, вглядываясь в отражение букв и цифр. — Вот: «Банк оф Енгланд... тысяча девятьсот тридцать первый год Септембер, двадцатое. Лондон. Твенти паунд...»
— Понял, что это такое?
— Ума не приложу. Я же не понимаю по-английски
— Старина Ханнес, здесь не надо много соображения, — произнес Альбрехт. — Вот этими самыми медными и стальными пластинами, что лежат перед нами, отпечатана вся эта куча, — он ткнул носком ботинка груду сине-зеленых бандеролей. — То, что мы держим с тобой в руках — это клише для типографских станков. Понял?
— Подожди... Значит, все эти деньги...
— Простая бумага, не имеющая никакой ценности. В ящиках, что ты перевозил, они затопили в Топлице оборудование и продукцию своей фальшивомонетной мастерской. Вот так.
— Альбрехт, но бумажки-то старые, потертые... Они уже были в ходу.
— Ну, из новой бумаги не так трудно сделать старую.
Альбрехт выдернул из бандероли пятидесятифунтовую кредитку и посмотрел ее на просвет.
— Отменно сделано! Даже водяные знаки на месте. У них было отлично налаженное производство. Представляю, сколько они пустили их в оборот!
Он бросил кредитку на пол, а клише сунул обратно в шкатулку.
— Альбрехт, неужели они делали фальшивые деньги? — Ханнес все еще не мог примириться с мыслью о чудовищном обмане.
— Ну, они еще не такое делали, старина!
Лесничий поднял с пола несколько бандеролей, взвесил их на руке и произнес с сожалением:
— Вот если бы настоящие...
Бандероли одна за другой упали на пол.
Ханнес снова заглянул в ящик.
— Тут еще что-то есть.
— Посмотрим.
«Что-то» оказалось увесистым свертком все в той же водонепроницаемой бумаге.
Альбрехт неторопливо распаковал пакет и положил себе на колени черный, туго набитый чем-то кожаный портфель с блестящими застежками.
— Я думаю, здесь находится нечто более ценное, чем все эти пятитысячные бандероли, — сказал он и расстегнул замки.
Мелькнули черные и фиолетовые орлы имперских печатей, колонки машинописи, грифы «Секретно», «Строго секретно», «Совершенно секретно». Зашелестели тонкие листы рисовой бумаги.
— Документы! — сказал Альбрехт. — Ханнес, освободи-ка стол.
Через несколько минут тонкие папки, помеченные литерами «А-1», «А-2», «А-3» и так до «А-12», были разложены на клеенке.
Альбрехт брал папку за папкой, открывал их, перелистывал аккуратно подшитые документы, какие-то длинные списки, карточки с колонками цифр, приказы, чертежи на тончайшей специальной кальке.
Больше часа ушло на просмотр.
Альбрехт молчал.
— Ну? — не выдержал наконец Ханнес.
— Страшные бумаги, старина Штекголь. Много я не понимаю, тут шифры, но кое-что... Это директивы насчет взрывов каких-то судов. Списки каких-то воинских частей. Технические данные подводных ракет и торпед. А вот здесь, — он показал папку «А-12», — еще списки каких-то «К-Фербенде Абвер Цвай». Совершенно секретные.
Ханнес присвистнул.
— Что думаешь делать с этим?
Альбрехт собрал папки со стола, сложил их обратно в портфель и застегнул замки.
— Я позабочусь о них, — сказал он, поднимаясь со стула и поправляя на плече ремень автомата. — Только прошу тебя — молчи о том, что мы нашли в озере. Никому ни одного слова. Даже Кларе.
— А деньги-то, деньги? Их куда?
— Собери и припрячь в надежное место. Они пригодятся, когда мы будем судить черную братию. А сейчас — до встречи.
— И он ушел, унося с собою документы и несколько пачек кредиток.
