им всем предстояло узнать в скором времени.
«Нет, я не стану покушаться на жизнь владельца жезла. Артефакт и так показал, что не будет мне служить… и оно это знало, когда протянуло мне жезл…»
Колдун помнил жутковатую усмешку на губах того, что недавно было царевичем, помнил тот уверенный взгляд. Ни на мгновение существо не усомнилось, что жезл не уйдёт к другому. А само оно буквально переливалось благословением Сатеха, сиявшим даже сквозь плотный кокон смерти – сквозь погребальные пелены колдовства жрецов Ануи, поднявшего царевича из мёртвых, удерживавшего его плоть от распада.
Ни ради артефакта, ни тем более по просьбе царицы убивать его было нельзя. Это создание было зачем-то нужно Сатеху, и Колдун, последний настоящий жрец Владыки Первородного Огня, должен был уберечь его. По всему выходило, что именно на это указывал его Бог.
Он вернётся к Амахисат. Он даст царице пищу для размышлений и для нового ядовитого плана. Пусть отравит сердце столицы, как та чёрная кобра, что по иронии защищает чело Владык Таур-Дуат. Весть, которую он принесёт, будет даже более разрушительной, чем известие о гибели наследника.
Император сравняет с песком собачий храм – ну так что ж, бальзамировщики сами навлекли на себя его гнев. А в окружении сонма врагов, в которых превратятся его близкие, среди тех, кто не примет его в новом качестве, мёртвому царевичу потребуется союзник, сильный и верный…
Колдун оторвался от созерцания жезла, посмотрел на самку ша и улыбнулся. Да, ему по силам будет привести нового последователя к Владыке Первородного Огня. Его собственное сердце возрадуется, когда возрадуется Сатех. И может быть, ему позволено будет воссоздать жезл и получить достойное лицо вместо ненавистного… Вспомнив об этом, мужчина раздражённо почесал между своими недоразвитыми рогами, маленькими, как у детей, едва вошедших в пору отрочества. Хвост был не лучше – уродливый отросток, едва доходивший до колена, которым ничего толком нельзя было делать. Хуже были только острые уши да раскосые по-эльфийски глаза. Серкат говорила, что он очень красивый, особенный. Да, в чём-то она и правда была безумной.
Искусством смены облика в Империи владели только жрецы Тхати высокой ступени посвящения, причём служители именно одной из ипостасей Триждывеличайшего – Вестника, Господина Удачи, защитника путников и перекрёстков, того, кто даровал дипломатам красноречие, торговцам – искусство расчётов и понимание мер… а представителям искусств уже не столь уважаемых – собственно, удачу. У могущественных наследников фэйри – высокорождённых, элиты эльфийского народа – была способность к гламуру [22], возможности менять свой истинный облик на любой, даже рэмейский. Но и высокорождённые, и служители Господина Удачи осуществляли это чрезвычайно сложное колдовство нечасто и ненадолго. Колдун знал это, потому что и сам умел набрасывать гламур.
Дар Сатеха не был колдовством – он был чудом. Бог даровал своему жрецу новый прекрасный облик, с которым маг уже так сроднился. А теперь… теперь он был отброшен на несколько ступеней назад. Вирнан.
Маг скрипнул зубами, а потом вдруг открыто рассмеялся.
– Реакция царицы сторицей окупит разочарование от вернувшегося уродства, прекрасная, – промурлыкал он, обращаясь к ша.
Огнегривая самка лизнула его в щёку. Ей было безразлично, как он выглядел, пусть даже облик и отражал путь души. Колдун ласково куснул её за ухо, вызвав довольное урчание, а потом поднялся одним неуловимым движением с истинно эльфийской грацией. Он завернул обломки жезла в чистейший лён и спрятал в тайник под алтарём. Без артефакта он чувствовал себя нагим, уязвимым, но не смел проявлять слабость. Его Бог испытывал его. Маг должен был показать, что достоин спасения. Но прежде ему нужно было окончательно прийти в себя.
Несколько дней Колдун провёл под защитой святилища, набираясь сил и обдумывая произошедшее, позволяя своему телу восстановиться. Он отдыхал, совершал омовения в священных горячих источниках под храмом, бродил по подземным залам, на стенах которых древние высекли иную, не распространённую ныне и потому забытую историю Таур-Дуат. Это был его дом, его убежище, его личное Место Силы, где его возлюбленный господин говорил с ним.
По нескольку раз в день маг проводил ритуалы и возносил молитвы. Это было необходимым условием для восстановления. К тому же в храме присутствие Бога было особенно ощутимо и упоительно.
Его мелодичный богатый интонациями голос под храмовыми сводами оживал силой Владыки Каэмит, и благословенное присутствие Сатеха наполняло древние стены, вторило магу эхом всех тех, кто когда-то совершал здесь обряды во славу Его. Пусть Колдун и не мог заменить собой целый культ, но он служил искренне и истово, поддерживая Силу священного Места. А Место Силы, в свой черёд, вливало энергию в его тело и питало дух.
Сатех благоволил ему на охоте в песках – в расставленные силки попадали небольшие звери, а под камнями неизменно прятались жирные змеи. Самке ша тяжело было охотиться – она вот-вот должна была разродиться – и потому маг избавил её от трудов и сам приносил ей воду и пищу. Она устала и нервничала, стала чаще огрызаться, скалить зубы и топорщить ядовитые шипы на хвосте. Но потом она всё равно приходила за лаской и защитой.
Ша облюбовала себе место в тёмной нише под наосом, у подножия высокой статуи Владыки Каэмит. Много времени она отдыхала там, в прохладе и темноте. Колдун устроил ей логово, застелив пол мягкими циновками и отрезами тканей. До последнего мужчина боялся, что самка сбежит в пустыню, но она продолжала доверять ему.
Во время ритуалов ша выбиралась из своего импровизированного логова. Иногда её утробный голос вплетался в песню Колдуна, когда по-своему она славила их общего божественного покровителя. Так было до того дня, когда она вдруг не вышла. Маг ласково звал её, но она не отзывалась.
Приблизившись к наосу, мужчина опустился на колени и заглянул под него. Его чуткий слух едва различал её хриплое дыхание из темноты. Ей было плохо, больно, тяжело, и у неё не хватало даже сил, чтобы позвать на помощь. Когда мужчина поднёс воды, самка не притронулась к ней. Она даже не оскалила зубы, когда маг отёр её морду влажной тряпицей.
Собственные тревоги мгновенно оставили его. Колдун заметался по храму, собирая необходимые эликсиры, снося к логову под наосом всё необходимое, что только могло пригодиться. Он вливал самке сквозь зубы целебные зелья, гладил по животу и нашёптывал древние заклинания, которых уже давно никто не слышал под небом Владык Эмхет. Ша, благословившая этот храм своим приходом, не должна была умереть. При одной мысли об этом у мага наворачивались злые слёзы, и с новой силой звучал рокочущий речитатив заклинаний. Жизни двуногих
