иголок Златика. Он их отдал мне, настоятельно требуя, чтобы я сохранил их в целости и сохранности! Иначе он мог ослабнуть.
Я его заверил, что они не пропадут.
Взяв иголками между пальцами обеих рук, я чуть ослабил хват. Тогда они пришли в движение.
Словно стрелки компаса, они повернули в одно и то же место. Как раз на эту скалу.
— Идём, — заявил я, возвращая иголки в карманы. — Свят, остаёшься за главного.
— Да, граф Кальмаров! — исполнительно ответил он.
Мы подошли к скале. В ней скрывался едва заметный чёрный проход, прямо вглубь.
Косаткин остановился в раздумьях. А Таня только прижалась ко мне сильнее.
Да, мне тоже было немного не по себе от этого места.
Оттуда веяло холодом морской бури. А в Истинном Виденье я распознал насыщенные волны светло-голубой силы, идущие из прохода.
Цвет тропического моря…
Точно такой же, как цвет в глазах Тани. Она мелко дрожала.
— Всё будет хорошо. Я спасу тебя.
На мой голос она обернулась мгновенно. Внимательно посмотрела мне в глаза и перестала дрожать. Наоборот, чуть-чуть улыбнулась.
— Я верю… граф мой.
Взяв в руки прихваченный заранее макровый фонарь, я сделал шаг вперёд. Таня не отрываясь от моей руки семенила рядом. А Косаткин, наконец, преодолел все сомнения.
Вот что творит пример!
В голове тут же пронеслись воспоминания. Как я повёл своих псионических боевых братьев вперёд, в битве за Берлин.
Тогда нас окружили и должны были вот-вот уничтожить перекрёстным огнём.
Но я выгадал момент. И бросился на прорыв, вдохновляя примером своих людей.
Наш натиск был стольк силён, что мы обошлись без безвозвратных потерь. Правда, пришлось самому живучему из нас — Троллю — приделывать руку. Но он хохотал, приговаривая что новая отрастёт.
Безумный весельчак.
— Граф, почему вы улыбаетесь? — тихо спросила Таня, пока мы шли через узкий проход во тьме.
— Вспомнил лихое прошлое.
— Расскажешь? — она облизнула губы. Она не тряслась от страха, но ей явно хотелось отвлечься.
— Был у меня знакомый, на котором всегда заживали любые раны. Лютый был парень. Всегда со мной на передовой. Ничего не боялся, если дело доходило до сшибки. Но вот в окопе трясся, как кролик, когда не видел врага. А когда видел — сразу отпускало. Его пугала только неизвестность.
— Где же ты был, Кальмаров, что поучаствовал в настоящей войне? — подозрительно спросил Косаткин.
— В Америке вовсе не так спокойно, как принято считать, — ухмыльнулся я. — Всякое там происходило и происходит сейчас. Хоть отсюда и кажется, что там нет ни войн, ни бед.
Он не ответил.
Но Таню, кажется, окончательно отпустило. Она задумалась, иногда поглядывая меня с интересом.
Наконец узкий проход вывел нас в просторный подгорный зал. Здесь могло бы поместиться и тронное кресло, и даже места для вельмож бы хватило.
Но вместо всего этого здесь была вода. Небольшой пруд, с кристально чистой водой.
Поскромнее по размерам, чем у Кальмара, правда.
Зато с подсветкой! Всё дно пруда светилось ярким голубым светом. Отчего на скальных стенах плясали водяные отсветы.
Да и костей на дне не было.
И посреди этого пруда находился столб из белого мрамора. Он возвышался над водой. Его полностью покрывали вырезанные изображения косатки: охотящейся на тюленей, прыгающей из воды, ныряющей в глубины, ведущей за собой стаю.
— Кальмарский отпрыск… — в голове прозвучал одновременно и чарующий, и рокочущий голос. — Я знаю, о твоей наглости. Но не думала, что её хватит, чтобы ты заявился в моё святилище!
По волнам пруда прошла рябь, словно от мощного звука.
Косаткин нервно уставился на неё. А Таня стреляла глазами по всему залу, словно пытаясь найти источник.
Судя по всему, голоса они не слышали.
— Удивилась? — спокойно телепатировал я ей.
— НЕ ЗАЗНАВАЙСЯ, КАЛЬМАРОВ! — теперь я услышал её ушами.
Вода в пруду взбурлила и ожила, заставляя Косаткиных отпрянуть. Таня спряталась за моей спиной. Но Косаткин пересилил себя и вернулся на место, смотря на воду решительным взглядом.
А взбурлившая вода приняла образ крупной косатки, которая высунула нос на поверхность.
— В ЛЮБОЙ МОМЕНТ ТВОЁ ТЕЛО БУДЕТ РАСТЕРЗАНО, А ДУША СТАНЕТ ПИЩЕЙ ДЛЯ МЕНЯ! МНЕ СТОИТ ЛИШЬ ПОЖЕЛАТЬ!
Я изогнул губы в лёгкой ухмылке.
— Почему не желаешь? Я чувствую исходящую от тебя неприязнь, — а Истинным Виденьем видел, насколько она могущественная. Не уступала ни Кальмару, ни Тигру.
— МОЛЧАТЬ! У тебя нет здесь права на голос! Только я решаю, кто будет здесь задавать вопросы!
И тут я рассмеялся, покрываясь псионической энергией. Потому что Чуял, что опасность от этого божества только вырастала.
— Моё право — это мой выбор, а не твой. Будь ты хоть божеством, хоть владыкой демонов.
— ТЫ ПОЖАЛЕЕШЬ! — раскат прокатился по всему залу. От него здрогнули стены пещеры.
Капли воды взлетели в воздух, сияя от магической энергии. Они приняли форму остроконечных лезвий, которые вытянулись и нацелились на мою голову.
Но я был абсолютно спокоен.
— У тебя есть последний шанс умилостивить меня, Кальмаров. Иначе ты уже никогда не покинешь эту пещеру!
— Я против! — возразил Косаткин, подступая к воде. — Он ценит жизни твоих потомков больше, чем ты са… — и тут же его речь замолкла. Губы продолжали шевелиться. Но ни звука более не исходило.
— Молчать! — голова Косатки хищно повернулась к нему. — Непокорное дитя! Сейчас ты узришь, что будет с теми, кто гневит Косатку!
И водяные лезвия устремились к моему лицу. Пусть и вода, но насыщенная магией. Они вот-вот были готовы пронзить мою голову.
Но я лишь улыбнулся сильнее.
Лезвия остановились в нескольких сантиметрах у моего лица.
— Безумец! — пророкотоала Косатка и замолкла.
Все в зале, кроме меня, словно забыли как дышать.
А затем прозвучал прекрасный, словно музыка лиры, смех.
Косатка смеялась.
Я хранил ледяное спокойствие. Потому что все реальные угрозы Косатки прекратились тогда, когда я объявил о своём праве на голос. Я это Учуял.
А блеф же, даже самый искусный, был для меня сотрясанием воздуха.
— Это ему ты собрался продать одну из моих дочерей, Владислав⁈ — она вновь поевернулась к Косаткину.
Но он не ответил, хмуря брови.
— Безумец, который готов умереть ради своего права! Истинный гордец, как яркий представитель вашего человеческого рода! — Косатка вновь рассмеялась. — Давно я не знала таких. Тем более в своём роду,
