— В самолете я тебя видела!
— А он? Откуда твоему дедушке известно, что мы летели вдвоем с той принцессой?
— Это вовсе не обязательно — видеть… Выпей и вторую, ты же хочешь. Или съешь с хлебом! Смотри, какой горячий. Пять минут назад вынули из печи…
— Откуда ты взялась тут, внучка? — он взял горбушку и вместе с будоражащим запахом ощутил: в руке ни с чем не сравнимый хлебный жар. — Только не говори, что с этого хутора!
— Нет, я не с хутора. Но живу не очень далеко отсюда, за рекой…
— За рекой? — не сдержал эмоций Шабанов. — Значит, приплыла на лодке? Или мост есть?
— Летом здесь натягивают лаву, а сейчас вода большая.
— В брод, что ли, перешла? Она вдруг засмеялась.
— В брод?.. В брод я бы утонула! Не умею плавать! Я просто перешла по воде.
— А, ну понял, — он вспомнил, с кем имеет дело. — По воде, аки посуху… Дедушка послал? Принести парного молочка бродяге с котомкой и принцессой?
— Сама пошла… Мне стало так интересно! Ты же летчик! С того самолета, который упал вчера ночью возле Данграласа.
— А это что такое — Дангралас?
— Скалы так называются…. И зовут тебя — Герман Шабанов.
Он вздрогнул, услышав свое имя, и чуть кольцо не выдернул, но через несколько секунд справился с волнением, спросил, усмехаясь:
— Тоже дедушка сказал? А знаешь, отчего он быстро состарился? Нет?
— От времени. Он так давно родился…
— Если бы!.. Пословицу слышала? Вот! Так что смотри, принцесса, как бы и тебе не растерять своих юных лет.
Самому же было совсем неуютно и невесело. Хребет с таким, или примерно таким по звучанию, названием значился на полетных картах и пересекался заданным маршрутом в предгорьях Тибета. Ну и черт бы с ним; иное дело, всезнающий дед этой барышни в восточном наряде, носящий, ко всему прочему, русское имя.
Его внучка, возможно, была вполне здорова и находилась не в том наивном возрасте, когда девочки не понимают ни намеков, ни сарказма, ни иносказательности; вероятнее всего таким образом выражалась ее неразвитость мышления, первозданная дикость ума в смеси с неуемной фантазией и той самой простотой, которая хуже воровства.
Или прикидывалась и морочила голову…
— Почему я должна растерять? — изумилось это невероятно рослое создание.
— Слишком много знаешь для своего возраста!.. Кстати, давай уж тогда познакомимся. Тебя-то как зовут, красавица?
— Ганя.
— Редкое имя, — поразмыслив, сказал Шабанов, хотя внутренне вполне с этим согласился: обычно так ласково-уменьшительно в деревнях называли дурочек. У Лиси тоже было какое-то другое, настоящее имя, однако звали ее по прозвищу.
— Полное имя — Агнесса, — поправилась она. — Агнесса Тихоновна… Ты же правда летчик? И летел с принцессой? А потом потерпел аварию и нес ее на руках…
— Я же говорил: принцесса осталась в самолете! — внушительно проговорил Шабанов. — Она погибла!
И тем самым напугал ее.
— Да-да, помню! Но почему ты злишься?
— Ничего я не злюсь…
— Это потому, что голодный. Пей молоко и ешь хлеб, утром еще принесу.
— Спасибо, Агнесса, но сейчас не хочется. Странная эта особа поставила полную кружку на камень и накрыла ее горбушкой.
— Съешь, когда захочется, а мне пора, — она взяла поднос и пустую посуду. — Не уходи никуда. Приду, когда взойдет солнце.
Она ушла семенящей, девичьей походкой…
Было желание пойти за ней, посмотреть, как Агнесса станет форсировать бурную, горную реку, однако удержала ревнивая «Принцесса», приковав своим обручальным кольцом. Выждав несколько минут, он попытался освободиться от «супружеского» знака и только сейчас обнаружил, что пережатый безымянный палец отек, раздулся и онемел. А когда «венчался», колечко наскочило легко и совершенно не чувствовалось: значит, либо отекла рука, опущенная вниз, либо этот инструктор не предупредил, что кольцо с сюрпризом и может сжимать свои челюсти, словно капкан.
Теперь придется ходить, как дураку с писаной торбой!
Шабанов осторожно переложил НАЗ на поленницу, постоял на коленях с поднятой рукой, чтобы схлынула кровь и спал отек, затем ощупал палец — вроде стал потоньше и будто кольцо уже чуть проворачивалось.
— Ты мне эти шутки брось! — пригрозил он «Принцессе». — Лучше отпусти по-хорошему. Я же сказал — упаси бог от такого брака.
Чтобы не терять времени понапрасну, Герман подтянул к себе кружку и наконец-то откусил горячего хлеба. Пища была божественной, разве что приходилось экономить молоко, чтоб хватило на две горбушки, и жевать медленно, без резких движений из-за боли в ухе, но от этого хлеб казался еще вкуснее. Пока он ел, палец в кольце ослаб еще больше — минут пять, и можно вообще разорвать эти брачные узы. Почти сытый и почти довольный, Шабанов прислонился боком к поленнице и прикрыл глаза. В шумной, больной голове где-то далеко стучалась интуитивная мысль, что надо бы уйти куда подальше от этих дров — с места, где его видели: кто знает эту Ганю с добрым и милым дедушкой? Может, в разведку посылал, сказал недалекой своей внучке, мол, поди, посмотри, там летчик ходит с принцессой. Она и побежала. А сейчас придут его бойцы в черных зековских робах…
Вместо того, чтобы прислушаться к голосу разума, Герман поднял пистолет, пристроил его на коленях и снова прикрыл веки.
Он не спал и даже не дремал; находился в неком осоловелом состоянии, какое бывает, когда после долгих занятий на зимнем, ветреном аэродроме попадаешь наконец-то в теплую столовую, где вкусив сытной пищи, лень даже встать, чтобы дойти до офицерского общежития. Сигналом тревоги стал внезапно и сразу везде погаснувший на хуторе свет. Шабанов встряхнулся и обнаружил, что перед ним, выставив карабины, стоят четверо — те, что преследовали его второй день или другие, не понять: в темноте белеют смазанные пятна лиц и потертые стволы.
— Не двигайся! — предупредил кто-то из них. — Стой спокойно и слушай команды. Если хочешь сохранить жизнь.
— В ухе стреляет, не слышу! — Шабанов свернул предохранитель пистолета и пошевелив рукой, нащупал «Принцессу», плотно захватил пальцами кожух.
— Сейчас услышишь! — они придвинулись ближе, выставили все четыре ствола веером. — Брось оружие, оставь НАЗ на месте и отходи с поднятыми руками. Понял?
Они знали, что находится у него в руках. Убедить их через эту молочницу Ганю, будто «Принцесса» осталась в самолете, не удалось…
Герман по прежнему стоял на коленях, привалившись плечом к поленнице и теперь жалел, что не замахнул этих бойцов одной очередью, когда застал прошлой ночью дремлющими у костра. Двигаясь осторожно, он встал на ноги и одновременно вытянул «Принцессу». Теперь оставалось совершить внезапный и резкий прыжок вверх, перескочить дрова и оттуда влупить очередь; он был уверен, что стрелять бойцы не станут — наверняка проинструктированы дедушкой, как вести себя, дабы заполучить взрывоопасную барышню живой и здоровой. А потом сразу — во тьму под прикрытием поленницы. Жаль, конечно, оставлять НАЗ, где еще полно продуктов, но руки всего две, да правая еще к тому же закольцована…
