Ротмистров и себе делал инъекции, не часто, правда, раз в полгода. Омолаживающего эффекта такое применение не давало, но в тонусе поддерживало. Наверняка и Гаевский употреблял. Зарплаты полковника на это ни за что не хватило бы, но для своих МАС делал хорошую скидку.
– Присаживайся, Генрих Юрьевич. Ты извини, проверка у меня, стоит на час отлучиться – такого наворотят…
– Да я ненадолго. Просьба у меня небольшая. Ты не волнуйся, ничего противозаконного. Понимаешь, Владимир Александрович, дело деликатное. Боец у нас дезертировал. Надо бы его побыстрее поймать и… стереть.
Гаевский, сняв очки, почесал вечно закрытое веко. На морщинистом лице его отразилось сомнение.
Нет, не откажет, не посмеет. Ротмистров продолжил вкрадчиво:
– Ты бы, Владимир Александрович, не в службу, а в дружбу, с патрулями связался, ориентировочку передал. Официальный приказ, сам понимаешь, будет на задержание. А неофициально – убрать его надо, дезертира. Его и Фиделя.
– Кострова? – уточнил полковник; Ротмистров кивнул. – Зря ты, Генрих Юрьевич, Кострова-то… Хороший он мужик, пусть и бестолковый.
– Так надо.
Гаевский снова задумался. Поднял трубку аппарата закрытой связи, повесил обратно.
– В каком он квадрате?
– А кто же его, дезертира, знает? – очень натурально удивился Генрих Юрьевич. – Это ты мне скажи, где он может быть.
– Если вместе с Костровым стереть… Так что#, у него, у Фиделя? Или мог осесть в Твери, здесь швали много за Барьером. Еще в этом районе из известных персон, вокруг которых много людей крутится, дед Назар есть, который Цыбулько…
– Про этого даже я наслышан. А что же твои орлы его еще не взяли, Цыбулько-то, если ты знаешь, где он?
Гаевский поморщился, и Ротмистров понял все без слов: через беспринципного Цыбулько полковник тоже получает железы на биотин. И деньги получает с того же Цыбулько – процент. А инъекции-то нужны! Не молод Владимир Александрович, все мы не молоды, и всем нам хочется и крепкую репродуктивную систему, и чтобы рак старческий не маячил у разверстой могилы… И чтобы (чем черт не шутит!) высохший глаз обратно вырос. Очень хочется жить долго, счастливо, не оглядываясь через левое плечо на спутницу возраста – Смерть.
– Ладно, – с легкостью согласился с невысказанными доводами Ротмистров.Назара можешь не трогать. Лучше старое, известное и измеренное зло, чем много новых и наглых… А вот Фиделя, Владимир Александрович, ты достань. Впрочем, он вторая цель, главное – дезертира устранить.
– Что за дезертир-то хоть? – осведомился Гаевский.
– Данила Тарасович Астрахан. – Ротмистров вытащил из дипломата личное дело капитана и подал полковнику.
– Родственник нашего профессора?
– Сын.
Владимир Александрович глубоко вздохнул и снова почесал глаз. Ротмистрову показалось, что откажет ему Гаевский в просьбе, – тогда придется давить, шантажировать, а может статься, даже действовать самому.
– Паршиво, Генрих Юрьевич. Астрахан-старший – уважаемый человек, сам понимаешь…
– Да я его сто лет знаю, профессора нашего гениального, он же в МАС работает. И вот что я тебе скажу, Владимир Александрович: на сына ему глубоко и искренне плевать. Если действия сына могут повредить карьере отца – отец сам его пристрелит. Понял?
– Даже так? Ну что же, понял. – Полковник опять потянулся к телефону, набрал короткий номер. – Гаевский говорит. Кто у нас дежурный сегодня по первому поясу? Ко мне его срочно!
Генрих Юрьевич, крайне удовлетворенный, откинулся на спинку кресла и сцепил пальцы на животе. Вот и всё, проблема решилась. То есть не совсем еще, но почти решилась. Жаль, конечно, бойца Астрахана, да что поделать. С другой стороны – никчемный же был человек, упрямый, своевольный, хладнокровный убийца. Сравнить его жизнь с жизнью Ротмистрова – и сразу становится понятно, кто для общества нужнее и полезней.
Глава 6
Сектор. Лагерь Назара Цыбулько
Остановились метрах в двадцати от наполовину сгнивших ворот, выкрашенных буроватой краской, которая вздулась ожоговыми волдырями. Будешь идти мимо – и не подумаешь, что за воротами жизнь. Если тут и была тропинка, ее скрыли опавшие листья.
– Типа мы на месте, бро, – улыбнулся Момент.
Последнюю часть пути шли быстро – промокший Данила не чувствовал ног и старался поскорее согреться. Происходящее все больше казалось ему сумасшедшим сценарием, и было подозрение, что это не конец фильма, а только начало. Хотелось одного: попасть в тепло, и чтобы сумасшествие поскорее закончилось.
Геша Момент сел на корточки и принялся отвязывать от ботинок тряпки с перцем, комментируя:
– Лучше не вызывать подозрений, иначе не пустят.
Данила и сам все понимал. Многословный товарищ его раздражал, тоже умник нашелся. Молчание не всегда говорит о наличии ума, но часто свидетельствует об отсутствии глупости. Он сам не любил попусту трепаться, Момент же фонтанировал словами. Наверное, даже после его смерти язык будет еще полчаса шевелиться.
– Всего под Цыбулько шесть человек, трое – отморозки. Такие дела, бро. Так что ты молчи, к ним подход особый нужен.
– Можно ли доверять твоему Цыбулько? – Прищурившись, Данила изучал лагерь вероятного противника: несерьезные ворота и руины КПП, даже забора нет, сгнил; где-то тут должен быть дозорный пост, не могут же они главный вход без присмотра оставить. Наполовину опавшие березы отлично просматривались – негде там спрятаться. Скорее всего, пост за теми молодыми елями.
– Ни в коем случае, бро! – запоздало ответил Момент. – В его лагере вообще никому доверять нельзя.
Данила вымотался и замерз. Несколько раз похоронив себя, а потом воскреснув, он потерял страх смерти и решил в этот раз плыть по течению. Что бы там ни было, сейчас бы хоть погреться и одежду сменить.
– Оружием у него можно разжиться?
– Всегда, бро. Вот ты меня действительно удивишь, если скажешь, что у тебя есть бабло.
Когда направились к воротам, Данила снова прищурился в поисках дозорного пункта. Колючая проволока давно проржавела напрочь, но деревья росли частоколом, и пройти можно было только по присыпанной листьями асфальтовой дороге.
Скрипнули петли, и он очутился за воротами, где царило такое же запустение. Дозорный пункт – выкрашенный темно-зеленым "скворечник" на сваях – притаился между елями.
– Стоять! – проорали оттуда. – Кто такие? Куда направляемся?
Будка была сварена из толстых листов железа. Из бойницы торчал автоматный ствол.
