— Стой, — прошептал Кетсвана. — Он приговорил ее. Она отправится в яму. Ничто его не остановит.
На секунду Гансу удалось поймать взгляд девочки, и в ее глазах он увидел чуть ли не облегчение. Мгновение спустя клубы дыма скрыли Каргу с его ношей. Внутри Ганса все бурлило, у него было такое ощущение, что еще немного, и река ярости прорвет ту плотину, которую он построил в своей душе.
Он постарался взять себя в руки. Нельзя сломаться, нельзя позволить гневу и боли завладеть им. Он перестал бороться с Кетсваной, и хватка гиганта ослабла.
Все вокруг прекратили работать, захваченные душераздирающим зрелищем. Потом взоры пленников обратились на Ганса. Он был их единственной защитой и теперь видел в их глазах укор, отчаяние и горечь. Двое из их числа погибли. В этот самый момент острая сталь перерезала их горло. В конечном итоге он ничего не мог сделать, чтобы спасти их. Они умирали, по сути они были уже мертвы, и он был бессилен помочь им.
— Черт возьми! — взревел Ганс. — Продолжайте работать, или он убьет еще кого-нибудь.
Дрожа от гнева и боли, он повернулся к Григорию.
— Где Лин?
— Все еще на продуктовом складе, за воротами.
Ганс понимал, что именно ему придется встретить Лина и сообщить ему о потере семьи. Это был его долг.
— Попроси кого-нибудь, пусть последит за входом в лагерь. Я скажу Лину, когда он вернется.
— Позволь мне это сделать, Ганс.
Он покачал головой.
— Нет, это я во всем виноват. Это мой крест.
«Я в аду…»
Он бросил взгляд на зулуса и его чернокожих рабочих, копошившихся у третьей печи. Хотя Ганс сражался за северян и видел, как во время биты при Крейтере гибли тысячи негров из Армии Потомака, раньше он все же испытывал некий дискомфорт в их присутствии. Это чувство давно испарилось. Рабство избавило его от многих предрассудков. Где-то к югу от Карфагена жил черный народ, искусный в обработке железа. Кетсвана, возглавлявший пятьдесят мужчин и женщин, пригнанных сюда бантагами, был теперь самым верным помощником Ганса.
— Твой гнев тебя погубит, друг мой, — негромко произнес зулус. Было удивительно, что великан шести с половиной футов ростом обладает столь мягким музыкальным голосом.
— Спасибо, — вздохнул Ганс.
За спиной Кетсваны группа рабочих тянула вагонетку, нагруженную только что выплавленными рельсами. Разгрузив железо, они наполнили вагонетку углем и рудой и направились обратно к плавильне. В голове Ганса вспыхнуло воспоминание о литейном цехе в Суздале. Теперь ему казалось, что это было миллион лет назад. Там работали свободные люди, понимавшие, что от их труда зависело, выживут они или нет, а здесь работа была всего лишь отсрочкой перед неминуемой гибелью.
«И почему нам всем просто не покончить с собой? — вновь задался вопросом Ганс. — То, что мы делаем, идет на пользу ублюдкам, которые собираются уничтожить весь наш род, а нас в любом случае ожидает мучительная смерть. Так почему же мы… почему же я продолжаю цепляться за жизнь, когда смерть принесет мне избавление?»
— Бедный, бедный ребенок, — раздался голос Менды, жены Кетсваны. Ее глаза обвиняюще смотрели на Ганса. — С каждым днем это происходит все чаще. Нам не остановить это. Дальше будет еще хуже.
Он знал, о чем мечтает Григорий, его бывший начальник штаба. Мысли юноши были написаны у него на лице. Гансу и самому постоянно приходила в голову эта идея, но он ее отбрасывал. Риск был слишком велик. Но теперь?
— Когда они придут за твоим ребенком, Ганс? — спросила Менда. — Что ты будешь делать, когда настанет очередь твоего сына?
Эти слова ножом вонзились ему в сердце. Гансу неожиданно стало стыдно, и он отвернулся. Неужели в этом причина его слабости? Неужели именно поэтому он был так нерешителен? В конце концов, хотя Карга регулярно отводил его людей на убой, Ганс знал, что надсмотрщик не решится нанести удар лично ему, если только он не совершит какой-то уж очень тяжкий проступок. И даже в этом случае дело будет отправлено на рассмотрение Гаарку, прежде чем его действительно убьют.
«Вот как они купили меня, — подумал Ганс, и в его сердце вновь запылал костер гнева. — Я стал их орудием. Я позволяю продолжаться этому кошмару, чтобы Тамира и мое любимое дитя были в безопасности».
Ганс замолотил кулаками по стенке печи, пока из разодранных костяшек не потекла кровь. Подняв голову, он посмотрел в глаза своим друзьям, ожидая увидеть в них презрение. Однако они смотрели на него с сочувствием, отчего его боль только усилилась.
Дочка Лина — ее взгляд будет преследовать его вечно. Он вспомнил, как шесть месяцев назад он держал на руках новорожденного Эндрю, который всего несколько минут назад появился на свет, смотрел в его глаза и видел в них вечный дух жизни, великую тайну бытия. И точно так же на него глядела девочка, которая уходила вслед за матерью во тьму, зная, что ее ждет.
— Простите меня, — глухо сказал Ганс. — Эти три с половиной года я боролся за то, чтобы вы все остались живы.
Он бросил взгляд на Ворота смерти, располагавшиеся за печью.
— И чего ради? Я был трусом. Теперь я это понимаю.
Менда подошла к Гансу и положила руку ему на плечо. Он поразился тому, что в этом аду еще было место нежности и пониманию.
— Я говорил себе «нет», потому что боялся того, что может случиться с вами и… — Слова застревали у него в горле, он хотел остановиться, но уже не мог. — …И с Тамирой, а потом с Эндрю.
— Это все равно произойдет, — отозвался Кетсвана.
Ганс промолчал.
— Григорий, ты можешь собрать сегодня людей, о которых ты мне говорил? — наконец прошептал он.
Лицо Григория озарилось улыбкой, и он кивнул.
— Встречаемся у меня после окончания смены. Скажи Карге, что нам нужно составить новый график работы и починки плавилен.
Трое друзей, стоявших вокруг него, радостно улыбнулись, в их глазах засветилась надежда.
— Дать сигнал к атаке!
Кар-карт Гаарк сидел в своем кресле и наблюдал за тем, как его войска переходят в наступление. Не было слышно обычных воинственных кличей, только телеграфист отстукивал сообщения у него за спиной. Вожди бантагов стояли кружком на почтительном расстоянии от Гаарка и молча обменивались взглядами.
Вдруг на левом и правом флангах нападавших, выстроившихся полумесяцем, в небо взвились сигнальные ракеты. Осажденный чинский город, расположенный на невысоком плато в миле от них, молниеносно ответил вспышкой пламени. С его укрепления поднялось облако дыма.
Гаарк внимательно следил за выстрелом, отсчитывая секунды. Снаряд с пронзительным свистом пронесся в воздухе в каком-то десятке шагов от него. Многие командиры уменов побледнели и испуганно пригнулись.
