поднял ладонь. — Я прекрасно знаю, что они сделали. И прощать их уж точно не собираюсь. Всё, довольно слов. Ведите.
Может быть, кого-то это и удивит, но иногда я становлюсь немного кровожадным. Особенно, когда речь заходит о тварях, угрожавших моей семье. Тех, кто хотел нас уничтожить! Особенно, когда мы лично ничего плохого этим людям не делали. Предательство Холецкого и Ласькиных — это не вынужденная с их стороны мера. Их рода сами решили стать княжескими…
Ах! К Форкху их! Я считаю себя весьма рассудительным и вполне способен поставить себя на место противника, чтобы прочувствовать его мотивы, понять его. Но сколько ни занимайся подобным анализом, всё равно приходишь к одному единственно верному выводу:
Если ты готов кого-то убить, будь готов умереть сам.
Иначе это не работает.
А если ты готов забрать жизнь не только своего врага, но и его семьи…
И всё же, мне не хочется пускать под нож несколько родов. Я ж не маньяк какой-то. Да и невыгодно это. Правитель не должен показывать одну лишь силу. Кроме силы, нужно демонстрировать и мудрость.
А иногда и милосердие.
Особенно, если это милосердие принесёт жирные плоды.
Прогнав все эти мысли в своей голове, я смог унять бушующие эмоции молодого тела, к тому времени, когда двух аристократов ввели в допросную.
На обоих были надеты наручники, блокирующие жи́ву. Оба имели вид весьма потрёпанный. Ласькин — высокий и худой мужчина со спутанными длинными чёрными волосами и бородой походил на бродягу. Холецкий шёл, сгорбившись, что для его мощной фигуры, казалось, чем-то противоестественным.
Обоих усадили напротив меня. Слева от меня разместился Шарапов, а два дознавателя замерли возле двери.
— Так и будете сидеть, носы свесив? — ровным тоном спросил я.
— Нам нечего сказать тебе, князь, — чуть дёрнувшись, проговорил Холецкий, подняв на меня усталые серые глаза.
— Мы уже все сказали твоим людям, — резко добавил Ласькин.
— Эй, не забывайтесь! — прорычал Шарапов.
Я легко коснулся его плеча. И когда подполковник посмотрел на меня, улыбнувшись, произнёс:
— Спокойней, Семён Егорович. Наши гости просто устали.
— Гости? — хмыкнул Ласькин. — Какие несмешные у тебя шутки, князь.
— Тогда давай обойдёмся без шуток, — мой голос и взгляд стали холодными, а по комнате пролетела невидимая волна Ауры. Оба пленника побледнели, а у троих эсбэшников заблестели глаза.
Я быстро унял Ауру — передавить пленников уж точно не входило в мои планы.
— Я не буду задавать вам пустые вопросы, в духе: «зачем», — спокойно продолжил я. — Раз уж вы решили пойти против того, кому присягали в верности, значит у вас были причины. Меня интересует в первую очередь другое. Как именно вы притащили на территорию княжества четверых высокоранговых бойцов.
— Я ведь уже говорил, — придя в себя, первым взял слово Холецкий. — В коробках, на самолёте.
— Врёшь, — покачал я головой. — По глазам, вижу, что врёшь. Хотя… насчёт коробок, вероятно, правда. Недавно Холецкие получали в подарок от своего товарища — губернатора Красноярской губернии четыре новых квадроцикла. Полагаю, как раз в этих коробках и привезли в княжество четырёх иностранцев. А квадроциклы-то хоть там были?
Парамон Холецкий оскалился и сверкнул глазами. Форкхово дерьмо, может, всё-таки я зря Ауру «убавил»? Чего это мне зубы показывают?
Ну да ладно, продолжим.
— О дружбе вашего отца и губернатора Красноярска давно известно… — продолжил я. — Стало быть, он главный организатор покушения на мою семьи? Выписал через своего друга мощных бойцов, и…
— Мой отец тут ни при чём! — выкрикнул Парамон.
— Да ну? — хмыкнул я. — Чем докажешь?
— Лишь своим словом!
— Слово предателя мало чего стоит, Парамон, — поморщился я. — А слово князя стоит многого. Ваши семьи, вассалы, слуги, все сейчас находятся под надзором моих бойцов. Традиции и законы позволяют мне казнить всех их за дела ваши.
— Ты не посмеешь! — вскинулся Пётр Ласькин.
— Ещё как посмею, — хмыкнул я. — О чём вы вообще думали, когда пошли против меня? Ну? Что вам пообещал Канцлер?
Ярость в их глазах после моих слов сменилась удивлением.
Нда… то есть эти двое в самом деле не думали, что я пойму, кто за ними стоит? В их глазах Александр Борисович Годунов и в самом деле столь непогрешимая фигура? Мол на его участие никто и не подумает?
Да уж… Авторитет Годуновых в целом, и нынешнего Канцлера в частности, очень и очень высок в глазах жителей империи.
— Вы расскажете мне, что он вам пообещал, — спокойнее продолжил я. — И чем пригрозил за провал. Если грозил. Мне очень любопытно всё это узнать. Вы оба должны понимать, что все прошлые договорённости с Канцлером и его людьми сейчас бесполезны. Ваши жизни, как и жизни ваших семей, теперь в моих руках. И только я могу ими распоряжаться. Я могу отнять их. А могу и защитить. Я даю вам слово князя, что, если вы будете сотрудничать со мной и моими людьми, если максимально подробно, публично и честно ответите на все наши вопросы, расскажете обо всех деталях подготовки покушения на мою семью, я пощажу ваши семьи. Тех, кто не причастен к вашему предательству. Более того! Я даже вам двоим дам шанс… крохотный шансик на искупление.
— Крохотный шансик? — с подозрением в голосе повторил Ласькин.
— Суд поединком, — ответил я как само собой разумеющееся. — Я выйду против вас двоих на арене. Победите, и очистите своё имя. А нет… Ну так умрёте достойно, а не в позорной петле.
Глава 11
Вечером того же дня я вместе со своей семьёй и приближёнными вернулся в Енисейск. В среде неодарённых, как правило, мать и новорождённого несколько дней после родов держат в роддоме. Для одарённых же,
