– Как именно помог? – шеф прервал затянувшийся монолог мексиканца.
– Вместе они отворили дверь фургона. Там два ключа, одному никак. А потом…
– Тебе, Мигель, с наркотой надо завязывать. От нее галлюцинации бывают, – не удержался Заур. – Да это же полная чушь! Какое еще сражение, шеф? Разве на телах есть огнестрельные раны? Хоть одну гильзу нашли?
– Мальчишек-силачей, способных унести на себе мужчину, я не видел, – перебив Заура, Мигель закончил свой доклад. Черные глаза-бусинки его яростно сверкали, он то и дело облизывал губы.
– Чушь, значит? Глюк? – Не глядя на Мигеля, шеф протянул руку, в которую мексиканец тотчас вложил ворох бумаг из папки. Всей этой кипой Пападакис затряс перед лицом Заура. – Это распечатка операций с твоего банковского счета, из которой следует, что огромную сумму ты перевел в оплату за услуги больницы. Откуда у тебя, палач, такие деньги? Зачем ты летал в Вавилон? Деньги на твой счет попали после визита в этот рассадник преступности.
Заур молчал. Обвинения были столь чудовищны и неожиданны, что он просто не мог выдавить из себя ни слова.
– Ты, палач, должен найти всему этому внятное объяснение, иначе любой в нашей Управе – слышишь, любой! – почтет за честь узаконить тебя, чертовую крысу. Сдай Знак и планшет! Ты отстранен от службы.
Щит с колодой и мужчиной с топором. Пальцы мазнули по надписи «Закон суворий, але це закон». В груди у Заура стало тесно, а потом оттуда разом откачали весь воздух, а гортань залили силиконом, чтобы палач не мог вздохнуть. Вот так, не дыша, он вытащил из кармана Знак и клацнул им о полированную поверхность тумбочки – рядом с планшетом и запчастями телефона Края, там уже лежащими. При обыске вытащили. Понятно, что «микробиков» ни в карманах плаща, ни на тумбочке уже не было.
Радужки под линзами очков предательски заволокло влагой. Оставалось только надеяться, что Пападакис с Мигелем не заметили их блеска, потому что Заур ничего не мог с этим поделать. Кончики пальцев на миг задержались на рифленой поверхности Знака, а потом палач – бывший палач! – отдернул руку, будто обжегшись.
Мерзенько захихикал мексиканец. Происходящее определенно его забавляло.
Молча сцапав с тумбочки служебный девайс и Знак, Пападакис шагнул к выходу из палаты. Услужливо распахнув перед начальством дверь и согнувшись в полупоклоне, Мигель подмигнул Зауру – мол, счастливо оставаться, неудачник.
Оставшись один, Заур вцепился в одеяло и, скомкав, прижал к груди.
Его жизнь закончена. Палач – для него не профессия, а призвание, как бы пафосно это ни звучало. Иначе Заур себя просто не представлял, иначе ему вообще не стоит быть. Он крепко-крепко зажмурился, не желая смотреть на мир, отвергший его.
– А вот хрен вам всем! – Он открыл глаза. – Разжаловать меня может только Бог!
Взгляд его упал на то, что еще недавно было телефоном Края. Бывший палач протянул руку к этому набору «Сделай сам».
Ладонь его была липкой от пота.
Оскаленная пасть на ладони бритоголового китайца была набита черным. За клыками краснел язык, глаза горели огнем, разожженным мастером в черепе дракона-татуировки.
Вся эта устрашающая живопись рассчитана на забитых по жизни обитателей квартала. Рисунок ничуть не смутил высокого однорукого мужчину в куртке с низко натянутым на лицо капюшоном. Повинуясь предупреждающему жесту, – ладонь китайца выставлена перед грудью – он замер.
Короткую щетину на голове азиата смачивали бисеринки пота.
Мужчина, казалось, не дышал.
Пока они так стояли, их обогнули десятка два человек – по широкой дуге, выскакивая на проезжую часть, запруженную пикапами, хетчбэками и кабриолетами. На лицах у прохожих застыло предчувствие скорого переполоха. Аборигены готовы были лечь на асфальт при первых же звуках выстрелов. Переругивались клаксоны, смердело бесконечным бензиновым выхлопом и прогорклым маслом из забегаловки, помеченной большой желтой «М» на красном матерчатом фоне.
Китаец что-то выкрикнул по-своему и, не опуская «дракона», второй рукой потянулся за спину, выхватив из-за ремня на кожаных штанах внушительный матово-черный «Кольт М1911».
Кто-то протяжно, с оттягом заверещал.
С крыши здания напротив скользнула вниз хищная птица и впилась когтями в плечо высокого мужчины в куртке. Это словно послужило сигналом к атаке – он тут же сорвался с места, за долю секунды преодолев десяток шагов. Китаец, преградивший однорукому вход в обычный, ничем не примечательный ресторанчик, выстрелить не успел. Уткнувшись грудью в «дракона» так, что кисть китайца изогнулась и хрустнула, мужчина рубанул бритоголового ребром ладони по кадыку.
Выхватив из повисшей руки китайца оружие и не дождавшись, пока тело рухнет на асфальт, мужчина ворвался в ресторан. Тревожно звякнули колокольчики над дверью – на визитера тут же уставились десятки карих глаз. Бамбуковые палочки замерли в воздухе, не донеся лапшу и кусочки копченой утки до разинутых ртов.
Закудахтал престарелый официант в грязно-белом переднике. Уронив поднос, – брызнуло на пол варево вместе с черепками мисок – он попытался схватить мужчину в капюшоне за единственную его руку, но, получив пистолетом по зубам, понял, что геройствовать можно лишь тем, кто спешит на прием к стоматологу.
И все же он на секунду отвлек однорукого.
За этот короткий миг – долгое время! – еще трое китайцев попытались напасть на незваного гостя.
Дважды рявкнул «кольт» – и в двух бритых головах стало на одно сквозное отверстие больше. Третьего «быка» нейтрализовала птица, вцепившись ему когтями в глотку и основательно поработав клювом над его лицом. Если бы парень выжил и заимел солидный банковский счет, пластический хирург озолотился бы на нем.
Поднимаясь по лестнице, однорукий расстрелял весь магазин трофейного пистолета.
Напоследок, у нужной бронированной двери, вбил бесполезный уже ствол в рот придурку, который едва не завалил его из АК, склепанного в подвале по соседству в третью смену слепым дегенератом-наркоманом. Пронесло – первый же патрон в «калаше» перекосило. Быстро осмотрев автомат, мужчина брезгливо его отбросил. Лучше уж с голой рукой.
В той, прежней своей жизни он называл себя Ронином.
– А теперь лбом, что ли? – пробормотал он.
Броня двери выдержала бы прямую наводку танкового орудия.
Иногда с Ронином случались просветления. Он становился самим собой. Но только если это требовалось хозяину, если хозяин терялся в реалиях чуждого для него мира.
Вот и сейчас кое-кто просчитался.
Двери в планах хозяина не значилось.
Оставалось разве что постучаться, что Ронин и сделал. К его удивлению, пару секунд спустя раздался щелчок замка. Даже после того, как он завалил столько местных, те, кто собрались за бронеплитой, его не боялись. Дверь медленно приоткрылась внутрь помещения под напором однорукого.
