— Он умолк, склонив голову низко, по–бычьи, крутя ей из стороны в сторону, стреляя взглядом в узкие прорези триплексов.
— И чего? – подтолкнул его командир, не отрываясь от перископа. Обычно перед боем не ведут пустых разговоров, но командир и мехвод воевали вместе целых полгода – невероятный, почти волшебный срок, и завели свои, немудрёные ритуалы и привычки.
— А комдив то не дурак, он Зимникову звякнул, а тот все бронечасти на фронте знает, тоже трубочку снял и кого надо спросил. Так оказалось, та, прости господи, «бригада», всего пять броневиков и насчитывала, они, как рядом снаряды рваться начали, сорвались в тыл и без единой остановки отмахали девяносто километров по тылам, чтобы не нашли.
Командир произнес что‑то неразборчивое, но явно невежливое.
— Ага! – согласился мехвод. – Так и сделали. Расстрел перед строем, даже специальную роту или трибунал дёргать не стали.
— Как без трибунала? – подал голос наводчик. – Самосуд какой‑то.
— По приказу генерального инспектора фронта, вроде так.
— А, ну это по закону, — согласился наводчик и протер рукавом и без того сверкающий затвор орудия. Нехитрое действие потребовало почти акробатической ловкости – броневик немилосердно трясло.
— Вижу танки, — коротко и очень четко произнес голос в шлемофоне, кажется, машина номер семь. – Прямо по ходу, километра два.
Слово «танки» в войсках приживалось неохотно, будучи обозначением сугубо вражеской техники. Поэтому сразу стало понятно, что впереди враг. Свою технику предпочитали называть по старинке – «броня». «Броневик$1 — для машин полегче, и «бронеход$1 — для гусеничных.
— Вижу, — хрипло пролаял в переговорник командир экипажа. – «Финдеры» и ещё пара «укоротов».
Потасовка обещала быть богатой и знатной. Средние танки и ещё «укороченные» версии тяжелых, собранных уже заводами бывшего Пангерманского Союза – это серьезно. «Медведь» машина лёгкая, колёсная и хоть сколь‑нибудь нормальная броня у него только на башне–переростке с противотанковым орудием «четыре–пять». В прямой сшибке шансов нет.
К счастью, за минувший год кое–чему научились…
— Идём серпом, ныкайтесь за холмиками пока можете, — отозвался комроты. – Вызываю артиллерию.
Тряски добавилось, мехвод вёл машину размашистой «змейкой». Наводчик приник к приборам. Гедеон так же взглянул в прицел пулемета и сразу получил по глазу окуляром, когда «Медведь» вновь сменил курс. Единственное, что он успел увидеть – серую, безрадостную равнину с какими‑то обгоревшими развалинами, вениками голых деревьев и пологими холмиками.
Броневик подпрыгнул и резко ускорил ход. Невдалеке словно взорвали большую хлопушку. Бухало гулко и совсем не страшно.
— Ай, братцы–артиллеристы хорошо сработали! – вопил наводчик, не отрываясь от триплекса. – И дыма нагнали, и вражин понакрывали! Сейчас главное – в ближку войти, загрызём как муравьи жука!
— Ходу! – крикнул командир. – Жми!
Гедеон ухватился правой рукой за поручень, позабыв обо всем, а левой вцепился в нашивку добровольца, как будто намереваясь её оторвать. В голове не осталось ни единой мысли, кроме неистового желания, чтобы все, наконец, закончилось. И поскорее.
«Пережить бой… пережить этот ужасный бой…$1 — колотилось в голове.
Наводчик быстро, коротко оглянулся на него через плечо и прошипел что‑то неразборчивое, потерявшееся за ревом дизеля. Вроде «…новичок… курсы… дерьмо…» и что‑то ещё.
Броневик вновь качнуло, почти подбросило в воздух, так, что Гедеон едва не приложился затылком о крышу башни. Не сказать, чтобы он был совсем уж новичком, третий бой, как‑никак. Но предыдущие схватки походили, скорее, на пиратские набеги. Кто‑то где‑то стрелял, что‑то взрывалось, но без особого ущерба. Теперь же малой кровью не отделаться, наверное…
— Слева, на одиннадцать! – рявкнул командир.
— Есть! – отозвался наводчик, вращая свои маховики, не отрываясь от прицела. – На ходу не попадем!
— Делай на два–три! – непонятно прокричал командир.
— Вперёд, моя верная шайтан–арба! – орал мехвод, крутя широкое рулевое колесо. – Раз! Два!
«Три» потонуло в скрежете и грохоте. Машина резко остановилась – словно якорь бросила, и сразу же глухо бухнула пушка. Затвор отпрыгнул назад, выбрасывая гильзу, источавшую белесый дым с отчетливым кисло–перечным запахом. Латунный цилиндр казался странно–маленьким, как будто для большого ружья. Наводчик оторвался от прицела и крикнул Гедеону:
— Чего расселся? Снаряд давай!
Модернизированный «Медведь» в какой‑то мере стал жертвой авральной мобилизации. На первоначальной, ещё довоенной машине, стоял крупнокалиберный пулемет или скорострельная автоматическая двадцатимиллиметровка с механизированной перезарядкой. Поэтому наводчик не отвлекался от основной работы, и четырех членов экипажа вполне хватало. Но полноценная пушка и танковые поединки потребовали новой башни, которая тяжело легла на достаточно лёгкое шасси. Ещё одному члену в экипаже места уже не нашлось, так что обязанность перезаряжать основное орудие выпала радисту, который должен был ещё обеспечивать связь и стрелять из пулемета. Гедеон об этом напрочь забыл.
— Бронебойный давай! – приказал наводчик, но, взглянув на сжавшегося в углу радиста, плюнул и сам потянулся к стеллажу.
***— Сегодня у нас замечательный пациент, — заметил профессор Юдин строгим, «лекторским» тоном. – Как видим, сей достойный воин был весьма плохо обработан на предыдущих этапах, но в целом на удивление в хорошем состоянии.
Пациент — щуплый, усталый солдатик в шине Дитерихса, мрачно и безнадёжно смотрел на незнакомого доктора, среднерослого, с высоким, очень покатым лбом и умными, по–юношески живыми глазами за стеклами круглых очков.
— Прошу вас, господа, ближе, — пригласил профессор, и медики чуть придвинулись, внимательно наблюдая за манипуляциями лектора. – Итак, перед нами проникающее ранение бедра с переломом в нижней трети, пациент ранен четыре дня назад, состояние удовлетворительное, но угрожает развитие инфекции. Неопытный врач даже может ошибочно заподозрить гангрену.
Солдат явно не соглашался с «удовлетворительностью» состояния. Даже на вид было понятно, что его лихорадит. На отвязывание бинтов от шины бедняга смотрел с сосредоточенной неприязнью ожидания неизбежных мук.
Медсестра медленно и осторожно помогла раненому сесть, протерла ему поясницу бензином.
— За десятилетия, прошедшие со времён Бира, — говорил Юдин, нащупывая нужное место на позвоночнике. — Было выработано множество методик и приспособлений спинномозгового обезболивания, но ни одно из них не даёт чего‑либо исключительно ценного и незаменимого. Для пункции лучше всего использовать тонкие, острые иглы с тупым углом среза, специальные иглы с вогнутым шлифом очень удобны, но заточка их в полевых условиях неизбежно приводит к уродованию фабричного шлифа.
