Известие о том, что доктор Сол служит в контрразведке сильно повлияло на меня. Не скажу, что я стал хуже к нему относиться, но между нами словно «проплыла водяная змея». Так не могло продолжаться долго. Доктор каждый день осматривал меня и однажды потребовал объяснений. Разговор получился весьма эмоциональный.
— Не понимаю, — недоумевал я, — как Вы могли податься из священников в тайные агенты?
Сол сердился, от его хваленной терпимости не осталось и следа.
— Я оставил орден после убийства Маса. Жизнь казалась мне бессмысленной и пустой, поэтому, когда Тар попросил меня помочь, я не смог ему отказать.
— И согласились служить в контрразведке…
— Я согласился служить своей стране.
Я покачал головой.
— Вы тоже подписали бумагу, — с чувством сказал Сол.
— У меня не было другого выхода.
— Вы могли отказаться. Однажды Вы это уже сделали.
Сол был сильно раздражен. Я понимал, что этот разговор ему неприятен, но он сам его начал. Самое забавное было то, что, укоряя друг друга, мы забывали о том, что теперь оба являемся агентами секретной службы.
— Я вовсе не собираюсь ссориться с Вами, — примирительным тоном сказал я, — просто объясните зачем Вы на это пошли.
— Для Вас это так важно?
— Да.
Доктор сердито засопел и принялся набивать трубку.
— Извольте, — наконец сказал он, — покинув орден я потерял свою паству. Согласившись на предложение Тара, я получил возможность приглядывать за другой.
— Вы имеете в виду…, - не понял я.
— Я имею ввиду колонистов, офицеров и даже Вас. Я пекусь о всеобщем благе, пусть для этого мне приходится применять не самые благородные методы.
По-своему доктор был прав. Получалось, что своей секретной службой он очень помог всем нам. Именно благодаря его стараниям Хал, Ваг и другие офицеры избежали ареста и были отпущены адмиралом на все четыре стороны.
— Послушайте, Сол. Я понимаю, что своей свободой обязан именно Вам. Просто я никак не могу привыкнуть к тому, что Вы служите в контрразведке.
Доктор с сомнением уставился на меня.
— Что мы оба служим в контрразведке, — поправился я.
Сол наконец раскурил свою трубку и окутался голубоватым дымом.
— Мы оказались в таком мире, где по-другому не выжить, — неожиданно сказал он, — помните поговорку об акуле в тюленьей шкуре? Так вот, с нами все наоборот. Мы тюлени в акульей шкуре. Мы хорошие люди, которые вынуждены изображать из себя опасных, кровожадных чудовищ, чтобы сохранить собственную индивидуальность и спасти дорогих нам людей.
Я вздрогнул. Признаться, подобные мысли посещали и меня.
— Понимаю, что Вы имеете в виду. Все-таки мне не по себе от сознания того, что на этой службе нам придется всех подозревать и следить друг за другом, — признался я.
— Приглядывать, — доктор поднял в верх указательный палец, — приглядывать друг за другом и помогать. Согласитесь, Бур, что это не одно и то же.
Тар оказался прав, назначив меня на должность коменданта. Если бы он дрогнул и пошел на поводу у местной элиты, они развязали войну, которая могла бы продлиться долгие годы. Я часто слышал от подчиненных, что мы должны напасть на дикарей и отомстить за все. Такие, как супер-лейтенант Гоц все еще рвались в бой. Они не думали о возможных потерях и жаждали крови. Иногда мне казалось, что они вообще ни о чем не думали, кроме войны.
Не было спокойствия на границе, не было мира и за городской стеной. Никто не понимал, как вести себя с дикарями, как существовать бок о бок, как договариваться. Всему этому нужно было учиться. Пока мы просто отгородились от них, прекратив всякое общение. До меня доходили слухи, что племя Муки сумело пробиться сквозь земли соседей и уйти в глубь острова. Но следы его не затерялись и, при случае, мы смогли бы их отыскать.
Наше присутствие на побережье сильно раздражало местные племена, и они часто беспокоили нас. По моему приказу мосты были разобраны и для перевозки грузов стали использовать паромную переправу, которая хорошо охранялась. Прорваться за реку аборигенам стало трудней, поэтому большинство столкновений происходило вдалеке от городских стен. Нападения на границу мы пресекали быстро и жестоко. Как только наблюдатели замечали скопление туземцев, береговая и корабельная артиллерия тут же открывали огонь. Но никогда десантники не пересекали воображаемую границу, за которой начинались дикие земли. Горячие головы постоянно заводили разговоры о военной операции, но я научился не обращать на них внимания. Офицеры чувствовали за мной большую силу и поддержку адмиралтейства, и боялись поднимать голос. Поэтому пока столица не требовала от меня решительных действий и новых территорий, я сурово следил за тем, чтобы перемирие с туземцами не нарушалось, хотя бы с нашей стороны.
Я стал часто задумываться о том, возможно ли вообще установить мир между двумя такими разными цивилизациями? Ответа на этот вопрос у меня не было. Разговаривая с колонистами, с офицерами и нижними чинами, я не слышал ни одного доброго слова о туземцах. На островах мы ненавидели вардов, здесь — аборигенов. Жители Содружества привыкли находиться в состоянии войны и не понимали, как можно жить по-другому. И все-таки мне хотелось верить в то, что когда-нибудь жизнь на этих неприветливых берегах изменится, и этот чужой и враждебный остров перестанут называть диким.