Нова устроилась за контейнером и заснула с надеждой больше никогда не проснуться.
К сожалению, она все же проснулась. И сразу ощутила жуткий голод.
Не обращать внимания на него было просто невозможно. Желудок урчал столь же громко, как и мысли окружающих людей… которые у нее все лучше получалось не замечать, в то время как игнорировать голод становилось все трудней.
Нова попыталась думать о чем-то другом, но мысли вновь и вновь возвращались к еде… или к тому, о чем думать она не хотела. При мыслях о доме она вспоминала званные обеды, которые так любила устраивать мама. Мысли о семье заставляли вспомнить о том, как они погибли. От мыслей о Моргане ей становилось дурно.
Спустя два дня Нову потревожили: невероятно тощая и ужасно грязная полосатая кошка с наполовину оторванным левым ухом с увлечением рылась в мусорке. Фоновый шум окружающих Нову человеческих мыслей слегка утих, а когда кошка подобралась к девушке, Нову чуть ли не оплели прямолинейные мыслеобразы животного.
«Еда? Не еда. Найти еду. Поспать».
И ничего более сложного. В конце концов, кошка решила, что раз девушка не еда, то вполне можно свернуться рядом с ней клубком, чтобы вместе поспать.
На четвертый день изгнания Феджином Нова решила назвать кошку Пип. В честь котенка, который жил у нее около двух недель в детстве. К сожалению, та Пип (сиамской породы) хоть и ладила с Новой, любого другого обитателя дома она воспринимала в штыки — шипела на всех, начиная с прислуги и заканчивая Зебом. В связи с чем мама с папой и решили ее отдать. Пип оказалась в семье одной служанки, которую кошка могла терпеть — у Ребеки, парикмахера Новы. Нова навещала кошку столь часто, насколько позволял этикет членам Старых Семей посещать дома слуг.
Время от времени Пип уходила на промысел, но в отличие от тезки непременно возвращалась к Нове. Однажды кошка даже предложила девушке пойманную мышь. «Еда большой кошке без шерсти», — подумала она, роняя мышь из зубов перед Новой. Чуть позже Нова сообразила, что Пип воспринимает ее как «большую кошку без шерсти». Идея о существах не кошачьего происхождения никак не вписывалась в мировоззрение кошки.
Пип ужасно рассердилась, когда Нова отказалась съесть мышь, и пропала практически на целый день. Нова сомневалась, вернется ли она, и очень обрадовалась, когда кошка появилась вновь, часов через двадцать. Когда Пип находилась рядом, Нове было проще заглушать прочий мысленный фон. Пип не создавала такую же мертвую зону, как РИИ, но в этом как раз и был плюс. Привыкание к мыслеобразам кошки служило неплохой практикой по фильтрованию мыслей людей… по крайней мере Нове так казалось.
«А какой в этом смысл? Все равно ты собралась умереть, так ведь?», — тихонько поинтересовался внутренний голос.
Нова не ответила.
На пятые сутки девушка проснулась из-за того, что увидела во сне громаднейший стейк[6] с трехцветным салатом, приправленный аппетитнейшим горчичным соусом от шеф-повара. И все это великолепие вкуса она запивала фременичным соком.
Больше Нова терпеть не могла. Ей невыносимо захотелось съесть хоть что-нибудь.
Поднявшись на ноги, девушка осмотрела свою одежду. Белоснежная блузка превратилась в палитру разводов черного, серого и прочих цветов, выяснять происхождение которых Нова не горела желанием. Белые джинсы выглядели и того хуже — их расцветка вообще не поддавалась описанию. Обувь потерялась где-то на улицах, бывшие когда-то белыми носки сверкали дырками, а от вида ступней Нова чуть ли не упала в обморок. Волосы свисали с головы девушки, словно приклеенные пучки соломы. Зубы ломило. Она не чистила их уже несколько дней, да и душ не принимала столько же. В итоге, Нова сделала вывод, что вид у нее просто ужасный.
Но все это не имело значения, потому что ей нужно срочно что-нибудь съесть или она умрет.
«Ты говорила, что хочешь умереть», — вновь напомнил тихий голос, но теперь его заглушил куда более громкий, что напомнил про ужин с сочным стейком из сна.
Впервые за несколько дней Нова встала на ноги и медленно потащилась прочь из тупика…
Почему я должен (Столько счетов,) ходить в школу? Зуб даю, (и как мне, твою ж мать, оплатить их) ничто из (ума не приложу.) уймы этого дерьма мне (Теперь опять слушать эту песню, копец эта песня) в жизни никогда и (полное дерьмо, ты даже не представляешь,) нифига не пригодится. (насколько дерьмовая эта песня, серьезно.)
…и тотчас об этом пожалела. В сознание ворвался целый вихрь чужих мыслей.
Девушка попыталась выдворить их прочь. Спустя полминуты Нове удалось снизить шум до монотонного гула. В этот раз оказалось проще.
Пип неспешно ступала рядом. «Большая кошка без шерсти пошла?»
Нова нагнулась, чтобы почесать Пип под шеей. Кошка замлела (всякий раз, когда Нова прекращала чесать, мысль у кошки возникала только одна: «Почему остановились почесушки?»).
— Я скоро вернусь, — сказала Нова. — Мне нужно найти еду больших кошек без шерсти.
Затем она выпрямилась и пошла прочь, с твердым намерением бродить по улицам Трущоб до тех пор, пока не найдет что-нибудь поесть.
За исключением ховербайков, транспорт тут практически не ездил, разве что автобусы по главным магистралям. Большинство улиц в Трущобах были пешеходными, а жилые массивы разграничивались как раз теми самыми магистралями.
Когда девушка завернула за угол и вышла из переулка на Декер-уэй[7], она заметила несколько магазинчиков, а несколько РИИ бросились умолять ее приобрести какие-то товары. Нова молча проигнорировала последних, больше уделив внимание первым… но ни один из магазинов еду не продавал.
«И как ты собираешься купить еду, когда найдешь ее? — спросила себя Нова. — У тебя же нет денег».
Девушка решила, что беспокоиться об этом будет после, когда найдет что покупать.
Нова побрела по Декер-уэй. Миновав аптеку, ломбард и бар (возле которого она притормозила, пока мысли людей внутри не рассказали ей, что в заведении нет еды, только алкоголь, а это распоследнее, что она бы хотела сейчас видеть), Нова наконец подошла к небольшому магазинчику, табличка на котором гласила: «БАКАЛЕЯ МИЛТОН». Магазин привлек девушку по двум причинам. Во-первых — это был первый встретившийся на улице источник пищи, а во-вторых, у двери лавки отсутствовали рекламирующие всякую всячину РИИ.
Нова знала, что первое слово в названии происходит со Старой Земли и обозначает то, что на Тарсонисе принято называть «магазином шаговой доступности». Второе слово являлось фамилией владельцев бакалеи, супружеской пары Грея и Аланны Милтон. Они купили лавку пять лет назад у предыдущего хозяина на сбережения, заработанные на заводе ховербайков. В том самом, что принадлежал отцу и был атакован мятежниками в день ее пятнадцатилетия. От воспоминаний по щеке Новы скатилась слеза. Девушка вытерла ее заскорузлым от грязи рукавом.
