Ознакомительная версия.
— На чем? — кривит губы в грустной усмешке тот. — На тех двух служебных «четырнадцатых», что во внутреннем дворе остались? Водить-то я один умею. Так что, даже если мы все вшестером в эту коробчонку утрамбуемся — она ж на брюхо сядет. А за воротами эти стоят… Не проползли бы мы через них, увязли бы — и все, привет, пишите письма, шлите посылки… Это вам на «Урале» хорошо — только колеса помыть потом, чтоб не воняло. Только «жигуль» — не «Урал», нам бы точно амбец приснился. Опять же, пока можно было вырваться, мужики из «Рыси» еще тут были. Подозреваю — отнеслись бы без понимания. Да и непонятно, чем вообще дело кончится. Сбежишь, а потом тебе еще и статью впаяют за дезертирство.
Что ж, тоже не лишено здравого смысла. Чем все закончится, пока сказать действительно сложно. Стреляют вокруг практически повсюду. Приглушенная расстоянием автоматно-пистолетная пальба, а изредка и более громкие взрыкивания чего-то явно крупнокалиберного, вроде башенных КПВТ, слышны и со стороны Кремля, и откуда-то из-за Москвы-реки, скорее всего от Старого Арбата, где на Знаменке Генштаб расположен. Да и на Шаболовке постреливают. И это только то, что неподалеку. Дальше стрельба сливается уже в сплошной, не поддающийся локализации гул. Чем черт не шутит, может и отобьемся. И оказаться в таком случае в роли стрелочника, отвечающего за все, этому немолодому и, судя по кольцу на безымянном пальце, семейному мужику явно не хочется. Уж что-что, а наказывать невиновных и награждать непричастных у нас любят и умеют. Можно сказать, национальная развлекуха.
— Так, ладно, хватит лирики. Давай-ка лучше небольшой обход твоих «владений» учиним, посмотрим, что к чему.
Провести рекогносцировку на местности — это у любого нормального командира всегда первым делом, после размещения личного состава. Посмотреть все своими глазами, руками пощупать, рубежи обороны наметить, слабые места в ней определить. А то, мало ли. Не слишком-то мне улыбается выяснить, что зомби через забор где-нибудь перелезли и открытую дверь нашли, уже в тот момент, когда они всей толпой в вестибюль нас кушать заявятся. Но, опасения мои оказались напрасными. Все двери были надежно заперты, окна первого этажа изнутри закрыты бронированными ставнями с узкими бойницами, которые с улицы были не видны из-за заслоняющих их легких пластиковых жалюзи. Напоследок, быстренько прикинув график, выставил трех наблюдателей, по одному на каждую из сторон здания, благо, планировка у него — проще некуда. Квадрат, он и в Африке квадрат. Уж за фасадом-то мы и сами проследим как-нибудь, а вот фланги и тылы без прикрытия оставлять нельзя. Стены стенами, бронеставни — бронеставнями, а пригляд все равно необходим. Словом, после продолжавшейся почти час инспекции я смог смело сделать однозначный вывод — самое слабое место в нашей обороне — это здоровенные, тонированные окна вестибюля, выходящие на Калужскую площадь. Но и эта «слабость» весьма относительная, потому что в этом самом вестибюле сидим мы. Что называется, вооруженные и смертельно опасные. Даже как-то обидно стало, честное слово! Такой опорный пункт, почти что крепость… Хотя, в нынешних условиях — крепость, без всяких «почти» — ограда высокая, стены прочные, окна пуленепробиваемыми щитами прикрыты, своя артезианская скважина, автономное электроснабжение. Для мертвяков, которые не то что стрелять, но даже камни кидать не умеют — неприступная твердыня. И на все это богатство — аж целых двадцать человек гарнизона, из которых пятеро — женщины. Толку от которых, уж будем до конца честными сами с собой, никакого. Если под ногами особо мешаться не будут — и то хорошо.
— Борян! — машет мне рукой сидящий возле радиостанции Буров.
Колонку он, видимо, чтоб не добавлять лишних переживаний женщинам, отключил и теперь сидит, вальяжно развалившись в большом кожаном кресле на колесиках, нацепив на голову наушники. И креслице-то непростое: натуральная кожа, полированные деревянные подлокотники. Явно из какого-то начальственного кабинета увел, шельма. Когда ж все успел-то? Хотя, судя по тому, что рядом с ним, в почти таком же, ну, может, чуть попроще, кресле устроился Солоха, то набег на окрестности они устраивали вместе. А наш хитрый хохол может отыскать где угодно и что угодно. Хоть снег в пустыне, хоть соленое свиное сало посреди мусульманской Чечни. У них, украинцев, это в генокоде прописано, наверное.
— Смотри, — браво рапортует Андрей, — все подключил и настроил, с нашими на Никитском контакт наладил. Там у них тоже полная задница, но пока терпимо. Да вот еще, тут кто-то на связь пару минут назад вышел. Старшего спрашивают.
Вопросительно гляжу на капитана. Понятно… Судя по выражению лица, добровольно брать на себя обязанности «коменданта малиновкинского гарнизона и писарчука по совместительству» ему вообще ни в жилу. Абсолютно. Ну, что ж, тяжелые времена требуют тяжелых решений. Тяжко вздохнув, иду к станции и принимаю у Бурова наушники.
— Алтай-11 на приеме.
— Кто на связи? Представьтесь по всей форме, — резко берет быка за рога неведомый собеседник.
О, как! Нет, я, конечно, понимаю: мертвецы восстали и пошли по земле, апокалипсис, конец света и все такое… Но правила радиообмена пока никто не отменял. И, значит, передавать в эфире имена, фамилии, звания и прочую служебную информацию нельзя. Или уже можно?
— А сам-то кто?
Вот подобного мой собеседник точно не ожидал и, похоже, слегка обалдел от моей наглости. В наушнике хрюкнул сдавленный смешок.
— Полковник Гаркуша Олег Степанович, первый отдел Управления «А» ФСБ Российской Федерации. Пойдет? А теперь, с кем я разговариваю?
Блин, говорила мне мама в детстве, что язык мой — враг мой. Вот, в очередной раз убеждаюсь, что с тех пор ничего не изменилось. Снова нарвался. Остается надеяться, что «альфонс»[35] окажется нормальным мужиком, без лишних закидонов. «Альфа» — это вам не увэдэшний «подпол». Эти жалобно скулить не будут, сами приложат, если понадобится, так, что пятый угол в избе искать побежишь.
— Виноват, тащ полковник. Прапорщик Грошев, ОМОН ГУВД по Московской области.
— Подольск или Посад?
— Посад.
— Ясно. Это ваша «броня» Никитский переулок перекрывает сейчас?
— Так точно.
А чего отпираться, если по тону и так понятно, что полковник и без моих ответов уже все знает. А вопросы задает так, все больше для проформы и для «разговор завязать».
— Грамотные ребята, молодцы. Вот что, Грошев, это вы на Житной воюете?
— Ну, прямо сейчас уже не воюем, а тихонечко сидим. А так, да, мы.
— Это хорошо. Есть тут у нас одна мыслишка по поводу вашего домика… Короче, седлай свою технику и дуй к Госдуме. Пообщаемся.
Ознакомительная версия.
