— Я думаю, это от того, что мы плохо питаемся. И не можем нормально отдохнуть от работы. Отпуска отменили. А вкалывать по одиннадцать часов, пусть даже есть роботележки и электродробилки — не сахар. Изматывает. Хуже всего изматывает нервы. Душу.
А уж после того, как сбежали из барака последние два мужика, хоть на что-то способные… И которые тут, пользуясь монополией, даже ввели что-то вроде права первой ночи, но… Не выдержали первыми!..
У нас нет даже «универсального средства для расслабления» — секса. Приходится использовать искусственные …! Ну а женщине всё-таки — сама знаешь! — нужны мужские гормоны. Хотя бы изредка. Для восстановления чего-то там. Важного.
Или хотя бы — чтоб не росли усы. — горечи в тоне не заметил бы только стол, уставленный полупустыми тарелками и бутылками.
— Гос-споди! И сколько вы уже без этого дела?!
— Я — года три. (Ну — я-то — ладно. Больная же!) А Людмила, и остальные девочки — считай, побольше года!
— А почему же вам сюда не распределяют мужиков-то?! Для работы же они нужны?
— Да в том всё и дело, что уже — нет! На нашей ферме всё теперь могут делать и женщины. А мужиков теперь ставят только туда, где они в силу специфики действительно незаменимы: к проходческим комбайнам в шахтах, к домнам сталеплавильных комбинатов, да к токарно-фрезерным автоматам! Изготовляют оружие, чтоб его черти взяли!
Из ванны буквально выползла Людмила:
— Ленайна, Линда… Вы уж извините. Можно я пойду лягу?
Ленайна и Линда переглянулись.
— Иди, конечно. Давай я отведу тебя, — Ленайна поторопилась подскочить к опиравшейся на косяк женщине и подставила плечо. Людмила с благодарностью навалилась на него немалым весом.
Когда её «сгрузили» на трехспальную, поистине необъятную кровать, женщина только вздохнула:
— Спасибо, Ленайна… Кровать-то какая мягкая… Хоть полежу по-человечески! — Ленайну покоробило от вида слёз, появившихся в краях глаз Людмилы.
Теперь Ленайна сама ушла в ванную. Она тоже включила воду — чтоб не было слышно её рыданий! (Ну так!.. Танкистка же! Со стальными нервами и мышцами!..)
Боже — до чего же тут довели их сопланетников! Неужели всё это — только из-за того, что война требует всё больше и больше?!..
Сил. Времени. Ресурсов.
Человеческих жизней.
Как же пристукнуть навсегда этого Молоха, этого кровавого вампира, волосатого мерзкого клеща, мёртвой хваткой впившегося в тело человечества?!
Когда она вышла из ванной, ситуация наводила тоску: Линда сидела, глядя куда-то в пол, и сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Миша откинувшись на стуле, блаженно закрыл глаза: водки он, похоже, выпил в свою норму, и теперь просто слушал музыку из наушников, не заморачиваясь ни экологией, ни болячками незнакомых баб.
Сандра взглянула на Ленайну, подняв глаза от пустой тарелки. Ленайна села.
— Прости, что спрашиваю. Почему вы не… сопротивляетесь? Ну, там, марши протеста, демонстрации, голодовки?
— Ха! — горькая ирония в тоне сказали обо всём ещё раньше, чем прозвучали слова, — Теперь все наши мужчины, кто поздоровей, и не хочет ни …уя делать, идут в полицию!
Это же куда безопасней, чем подставлять свою задницу во Флоте! Потому что лупить резиновыми дубинками безоружных «бунтовщиков и бунтовщиц» куда веселей и безопасней! Особенно после того, как приняли этот, новый, Закон. О саботаже в военное время.
Поэтому у нас теперь если что и работает без перерывов, и с перевыполнением плана — так это сволочные урановые рудники в Заречьи!.. Правда, говорят, там трудно выдержать больше пяти лет. Живым. Поэтому недовольные, и «организованно» бастующие, у нас перевелись. Своё недовольство все теперь выражают злобным шипением по углам, (Да и то — не с каждым — чтоб не донесли!) и шевелением большого пальца на правой ноге!
— Знаешь, Сандра, ты меня поразила. До глубины души. Слушай: может, мы заберём вас с собой? Во вспомогательные войска?
— Да? И остальные четыре миллиарда восемьсот миллионов полудохлых рабов вы тоже заберёте? Мы не обольщаемся: мы здесь теперь — на положении рабов! Я поражаюсь, как это ещё до сих пор не отменили преподавание древней истории в Интернатах. Потому что уж слишком похоже на чёртов древний Рим…
Интернаты… Ленайну передёрнуло.
Получается, из группы их одногодок в живых осталось чуть больше половины! А ведь умершие от болезней или погибшие от несчастных случаев, были ещё так молоды: ну верно — как они сами! Чуть старше тридцати…
Какое счастье, что они с Линдой сумели вырваться. Получается, это и позволило им выжить. И — неплохо жить. Если сравнивать с жизнью (Если можно это так назвать!) на родине…
Как же глупо, что они, экипаж, копошатся в своём мирке, лупят ни в чём неповинных матросов и шлюх, жрут от пуза, валяют дурака, предаваясь философски-отчуждён-ным размышлениям… Воображают, что от их способностей, действий, и мозгов зависит судьба людской цивилизации, и «Окончательная Победа».
А судьба людской цивилизации зависит, оказывается, от жалких трёх часов в сутки — лишней работы, делающих человеческое существование бессмысленным! Поскольку человек превращается просто в механический придаток к какому-либо производственному процессу. Который до сих пор не удалось роботизировать.
Или так — просто дешевле!
Потому что роботы и их производство и обслуживание стоят дорого, а те же ресурсы и средства лучше потратить на оборонный Заказ…
— Хватит кусать губы! — голос Линды звенел от сдерживаемой злости. Она наверняка чувствовала то же, и ещё впитывала эмоции напарницы, — Подумай лучше, как мы реально можем помочь им? Не повезём же мы, и правда, все пять миллиардов — во Флот?!
— Да, верно. Не повезём. Как и население остальных восьмидесяти пяти планет. Вот что-то мне подсказывает, что и там положение вряд ли намного лучше…
Война слишком затянулась. Значит, надо придумать, как нам быстро и гарантированно с ней покончить! Я лично вижу только этот путь.
— Ага, прикольно… Идиоты в погонах — все наши генералы и адмиралы! — ничего не придумали, а вот мы, майор Мейстнер и капитан Мейстнер! — сейчас напряжём извилины — и — готово! Вот прям сразу победим всех врагов с помощью своего гениального Плана! Новой Стратегии!
Сандра только переводила глаза, запавшие глубоко в тёмные ямы глазниц, с одной бывшей сокурсницы на другую, иногда кусала губы.
Но молчала. Только вздыхала. Тяжело.
— Хватит прикалываться. Нам бы и правда — стоило подумать об этом. Потому что только мы знаем, на что способны. Особенно — разозлённые!
