Он раньше почувствовал опасность спиной, чем до ушей его донеслось едва слышное тяжёлое дыхание. Обернувшись, он увидел ещё одного, целившегося из автомата ему в ногу. Глаз стрелка был прищурен, тело застыло, будто вместе с пулей он хотел устремиться к своей жертве и вонзиться ей в плоть. Словно в замедленной съёмке Котиль увидел, как палец его нажал на спуск. Котиль отскочил, развернувшись, скорее почувствовал, чем услышал, как пуля вонзилась в дерево позади него. Он бросился бежать, пригнувшись, надеясь скрыться за кустами можжевельника. Тот час он услышал ещё выстрелы. Они уже не целились в ноги, а стреляли на поражение, стремясь усмирить его побыстрее, так их вымотала эта опасная погоня. Тот, который стрелял в ногу, желая снискать лавры умелого бойца, теперь ругал себя последними словами, не скрывая этого, — попасть в туловище шансов было больше. Котиль чувствовал настроение людей, терзаемых неопределенностью, страхом и злобой. Чтобы добавить им смятения, он выстрелил одиночным в воздух.
Котиль недооценил их, недооценил их командира — это стало ему очевидно. Несмотря на потери, преследования они не прекратили, и собирались идти, по-видимому, до конца.
Котилю вдруг вспомнился рассказ Джека Лондона, который он читал в детстве. Рассказ был о том, как белые люди на одном из островов в океане преследовали негров. Самый упорный из туземцев, решивший бороться до конца, занял очень выгодную позицию в горах, и убил уже не одного белого. Обойти его из-за характера местности было невозможно. Но охотники на людей, проявляя необъяснимое упорство, всё ползли и ползли, невзирая на потери, невзирая на кровь, которой они уже щедро полили узкую горную тропинку, ведущую к цели. В конце концов, именно это их железное упрямство, это пренебрежение человеческими жизнями и позволило им добиться цели.
Ситуация грозила повториться в точности до мелочей, разве что здесь не было гор. Он, Котиль, играл роль гонимого правдоискателя, угнетаемого с серой физиономией. А белые люди, как и сотни лет назад, идут за ним, словно голодные звери по кровавому следу, несмотря на опасность и потери, вознамерившись добиться своего любой ценой. Опасная зараза, короста, которая охватила мир и стремится любой ценой удержать власть.
Занятый подобными мыслями, Котиль выбежал на поляну. Открытая местность представляла для него смертельную опасность, и он шарахнулся в сторону, под защиту таёжных зарослей. Едва успел он вломиться в кустарник, как снова услышал выстрелы; пуля прожужжала, как шмель, рядом с его головой.
Он побежал по зарослям, пригибаясь и раздумывая, как бы провести преследователей, и чем всё это закончится. Временами он останавливался и прислушивался, слышал хруст веток под ногами, шелест листьев, и снова бежал. Чем дальше отходили они от буровой и города, тем больший упадок сил он чувствовал. Воздух становился чище, и дышалось ему тяжелее. Листва и даже хвойные иголки казались ему зеленее, чем на деревьях рядом с буровой, которая пропахла углеводородами, где земля пропиталась нефтью, и корни деревьев, казалось, впитывали не воду, а этот украденный из недр, пролежавший миллионы лет сомнительный дар богов. Котиль не думал уже, куда ему бежать, полагаясь на обострившийся инстинкт, руководивший его действиями, и чутьё вывело его на городское кладбище.
Устроенное посреди тайги, соединённое с городом дорогой, в сезон дождей едва проходимой для «Уралов», оно раковой опухолью врасталось в лесные дебри. Это было словно напоминанием, ультиматумом людей ещё невырубленной, не загубленной пока тайге: вот мир мертвых, убитых, искалеченных, которые познали при жизни отчаяние и боль, и нашли упокоение здесь, вдали от людских глаз.
Не останавливаясь, Котиль трусцой двинулся по кладбищу. Лавируя среди могил и оборачиваясь, чтобы высмотреть преследователей, по странному состоянию души он воспрял духом. Ему даже стало смешно: погоня со стрельбой и убийствами — и кладбище как венец затеянному людьми безумию.
Увидев двоих полицейских, с опаской вышедших из зарослей, он припал к земле прямо на одной из могил, без оградки, но с памятником из гранитной крошки, за которым можно было спрятаться от пуль. Пригибаясь, преследователи его смешно вытягивали шеи, пытаясь разглядеть исчезнувшую из глаз жертву. Котиль снова одиночным выстрелил в воздух, и полицейские упали, прижавшись к земле и прикрыв головы руками. Но вслед за тем опять поползли, уже осторожнее подымая головы и всматриваясь, выискивая его среди памятников.
— Вы что, сами, без майора, рвёте сердце? — заорал Котиль. — Совсем из ума выжили? Мало вам?..
Один из полицейских сделал другому знак, что-то сказал и пополз, намереваясь обойти со стороны. Первый двинулся прямо, волоча по траве автомат.
— Не зря мы забрели на кладбище! — кричал Котиль. — Одумайтесь, пока не поздно, иначе останетесь здесь навсегда!
Котиль услышал выстрел, и пуля отбила кусок мрамора от памятника, за которым он прятался.
— Ну, дурак! — закричал тот. — Да нет же майора! — Скажете, что не нашли меня! Тайга большая!
Не успел он выкрикнуть последние слова, как услышал шум мотора. Бросив взгляд в сторону дороги, ведущей к городу, он увидел приближавшийся «Урал».
Съехав перед кладбищем с дороги, мощная машина, подпрыгивая на кочках, неслась по пересеченной местности мимо могил, подминая кустарники и сшибая молодые деревья, которые бессильно хлопали кронами о землю, как хвостом рыба, выброшенная на сушу. Доехав до залёгшего в траве полицейского, который уже сжался для прыжка в сторону, «Урал» остановился и замер, как чудовище, уверенное в своих силах и выбирающее жертву.
Через короткое время мотор снова взревел, и «Урал», разворачиваясь, двинул прямо на кладбище. Лязгнула проржавевшая оградка, рассыпался памятник из крошки, мощное колесо раздавило могильный холмик, а машина всё набирала скорость, исторгая из своих недр всё более сумасшедший рёв. Одну за одной «Урал» сносил оградки и памятники, кресты и помпезные барельефы, подминал их под себя, впрессовывал в землю, разнося на куски.
Котиль не сразу понял, что происходит и кто сидит в кабине. Отскочив к соседней могиле за секунду до того, как памятник, укрывавший его, был разнесён бампером, краем глаза он заметил ожесточённую физиономию майора. За рулем сидел совсем молоденький полицейский, который с увлечением, почти с восторгом, чувствуя себя героем боевика, крушил кладбищенские памятники. Майор выставил в окно руку с пистолетом и быстро выстрелил два раза. Котиль вжался в землю, после чего, удивляясь упрямству противника, прицелился, ещё не зная, куда же он будет стрелять. Он не был готов убивать, но тут в его сторону дали автоматную очередь. Котиль снова припал лицом к упругой, пахнувшей прелью траве, после чего вскочил, перебежал дальше от «Урала» и упал за памятником.
