Ну и шут с ней, с Катериной. Переживать я не собирался: меня гораздо больше волновали дела и люди, отделенные от меня многочисленными Проездами и фантастическим расстоянием.
Дернуло же меня влюбиться в девушку, находящуюся неизвестно за сколько световых лет от Земли! Или не световых лет, а измерений, уровней бытия, физических планов состояния мира… Бессмысленно пытаться понять, осмыслить сеть Дороги, соединяющую узелки миров, словно… э… ну пусть будет — паутина. Не человеческий все-таки это уровень восприятия. Вот только мне эта оранжевая «паутина», как ни странно, давала чувство необыкновенной свободы. А вот теперь я заперт на Земле, и непонятно, когда смогу отсюда выбраться. Ощущение — словно бы меня в камеру-одиночку посадили. Причем без окон и права на прогулку. И это осознание клетки, совместно с преследующими по ночам снами, давило на меня день ото дня.
Вдобавок еще не давали покоя и мысли о судьбе Данилыча с Саньком. Что случилось с транспортом, остались ли они вместе с Ками живы, добрались ли до места встречи? То, что они меня оставили в мертвом городе, не означало прямого предательства: обстоятельства были таковы… И теперь мне нужно найти их и помочь добраться до Геи… Плюс — я оставался кое-кому кое-что должен: там, в одном из миров.
Я сунул руку за пазуху, вытащил чешуйчатые ножны, извлек молочно-белую, словно вырезанную из шероховатого мрамора, рукоять кинжала. Полупрозрачное, слабо светящееся лезвие с еле слышным шипением вытекло из рукояти. «Кото-хи», клинок солнца. Он всегда радовал меня, заставляя вспоминать тот вечер, когда, под перисто-розовыми облаками чужого мира, я, сидя в прицепе автопоезда, праздновал свой день рождения и Данилыч преподнес мне этот подарок от имени капитана Джангата. Интересная и загадочная фигура этот Джангат, капитан пятого подразделения воздушно-морской службы безопасности Себека, он же — Евгений Чаушев, агент Нового Света — государства, основанного российскими беженцами от социалистической революции.
Я поводил клинком из стороны в сторону… не удержался: перерубил, не ощутив практически никакого сопротивления, толстую сухую ветку. Да, капитан знал, какая вещь меня обрадует: мужчины любят, когда им дарят оружие, — есть в этом что-то изысканно-благородное. Благородное и старое как мир. Все-таки обычаи, заведенные издавна, несут в себе большую смысловую, да и духовную нагрузку.
Как, к примеру, обычай не бросать своих в беде.
Я не знал, ждут ли меня Санек и Данилыч в том мире, где назначили мне встречу, — все-таки более полугода прошло. Но я должен был сделать то, о чем меня просили друзья: соединиться с ними, чтобы выбраться в Новый Свет, а затем — на Гею. Я не знал, годится ли то, что я хочу привезти капитану, для удовлетворения его заказа. Я не знал, как меня встретит семья Вержбицких после такого длительного отсутствия, и я не знал, каким образом мне уговорить сестру последовать со мной. Я многого не знал.
Но мне все-таки очень хотелось выбраться на Дорогу.
Я зябко передернул плечами: сырость настойчиво лезла под куртку. Домой ехать не было желания, тем более что для костра все было под рукой: дрова я заранее собрал и наломал в прошлый приезд на это место. Аккуратным штабельком, заботливо прикрытым целлофаном, они лежали на расстоянии вытянутой руки на целлофановой же подстилке, для защиты от сырости.
Разведя костерок, я повесил над огнем небольшой котелок, использовав две ветки с развилкой, воткнутые в землю, и палку-перекладину. Налил в котелок воды из баклаги. Уселся перед потрескивающими дровами, вдохнул горьковатый дымок и снова задумался.
После госпиталя и закрытого судебного процесса, на котором меня оправдали и предложили дальнейшее сотрудничество, я провел три летних месяца и один осенний на базе каких-то спецвойск в лесу под Киевом. На территории этой военной части, кроме муштровки здоровенных спецназовцев, еще готовили водителей и Проходимцев, прежде чем выпустить их на далеко не всегда безопасную Дорогу. Там меня научили сносно водить различный автотранспорт и так же сносно стрелять и разбираться в видах оружия. По крайней мере инструкторы говорили, что я подаю надежды. Надежды, что успею спрятаться, когда начнется серьезная перестрелка, — как я понимал. Лесной воздух и хорошее питание сделали свое дело: я окреп телом, даже занимался с мастером рукопашного боя, дабы, когда вернусь на Гею, не упасть перед Илоной лицом в грязь. Или перед Ками — на пол придорожной забегаловки.
Все бы ничего, но курсы по психологии взаимоотношений и занятия по менеджменту, должные подготовить меня к возможной торговле с аборигенами иных миров, просто выводили меня из себя.
К счастью, по плановой проверке, я попал к матерому армейскому психиатру, который, осмотрев меня и обдав крепким коньячным духом, сделал вердикт: эмоциональная травма и скрытая депрессия. После этого, снабженный неплохой суммой денег, я был отправлен домой для моральной реабилитации и окончательного выздоровления. Разумеется, отправлен после целой кучи отчетов и подписей о неразглашении. Степак, будучи моим куратором, оказался еще и весьма неплохим мужиком и, несмотря на вселенскую грусть в собачьих глазах, сделал весьма немало для моего беспрепятственного отъезда с секретной базы Торговой Компании. По крайней мере психиатр был его рук делом — иначе почему бы Степак, пока психиатр задавал мне какие-то дурацкие вопросы, печально распивал коньяк в этом же кабинете?
Вода закипела.
Я снял с огня котелок, достал из рюкзака пачку чаю и высыпал заварку в исходящую паром воду. Чай с костра отличается особенным вкусом и запахом, имитировать которые в домашних условиях просто невозможно. Чай с костра — это некая поэзия, или, скорее даже, философия бродяжничества, скрытая в натуре практически каждого мужчины или мальчишки. Когда ты берешь исходящую паром кружку с темной, ароматной жидкостью и отхлебываешь терпкий, с привкусом дымка, глоток, внутри тебя нет-нет да и шевельнется желание весомо и мудро прищурить глаза, подобно какому-нибудь тертому жизнью путешественнику-первопроходцу…
Вот и я, отхлебнув первый глоток, так же многозначительно прищурился и подумал, что мог бы чаевничать, сидя у костра совсем под другим небом. И рядом со мной, в тени от транспорта, могли бы попивать чаек (или что-нибудь покрепче) Санек, Данилыч, а то и Илона…
Я допил вторую кружку чаю и выплеснул лопухи заварки из котелка в костер. Здесь, у костра, прихлебывая круто заваренный напиток, я принял решение и теперь собирался привести его в исполнение. Благо и время, и средства для достижения намеченной цели у меня были.
И цель моя находилась на полуострове Крым.
