Я намеренно начал расспросы в обвинительном тоне, чтобы сразу отбить охоту у моего собеседника утаивать неприглядные для того детали дела, если таковые имелись. И, неожиданно для себя, попал в точку.
— Я… не крал! — хрипло начал оправдываться тот и, прокашлявшись, торопливо продолжил: — Я… просто не вернул его владельцу! Но он мне сам его дал!
Вот так так! Значит, дело все же было нечисто! Теперь надо бы додавить клиента, пока тот еще тепленький:
— Судьям расскажешь! — небрежно бросил я, хищно ухмыльнувшись. — А теперь — давай по порядку!
Цадок побледнел, но, неожиданно успокоившись, начал неторопливый рассказ:
— Около пяти лет назад я совершал дальнее путешествие по торговым делам. Проезжая через Египет, счел долгом воспользоваться столь редкой возможностью и посетить уважаемого рабби Моше Бен Маймона, дабы засвидетельствовать ему свое почтение и получить лично от него копию свитка «Мишне Тора», написанного этим великим человеком. Обладание таким свитком высоко подняло бы меня в глазах нашей общины!
Так, стоп! А вот это имя мне, кажется, знакомо! Я почесал затылок и вспомнил…
— Так ты знаком с самим РАМБАМом?![9] — вырвалось у меня.
— Да, — не ожидал такой бурной реакции на это известие торговец. Видимо, современники еще не считали Маймонида одним из основных светочей иудаизма.
— Он разве еще жив? — удивился я. Это имя почему-то прочно ассоциировалось у меня с серединой двенадцатого века.
— С Божьей помощью! — воскликнул Цадок. — Он, конечно, в весьма преклонном возрасте, да продлит Господь дни его, но, по последним известиям, здоров и продолжает писать новые труды.
— Ладно, мы отвлеклись. Рассказывай дальше!
— Рабби Моше тепло принял меня и, узнав, что я направляюсь прямо в Европу, попросил о небольшой услуге — передать письмо почтенному рабби Аврааму из Прованса, известному во всех еврейских общинах знатоку Каббалы. Маймонид подчеркнул, что это письмо является чрезвычайно важным и поэтому он может доверить его только такому достойному и серьезному человеку, как я. — При этих словах торговец виновато потупил взор.
— И великие люди иногда ошибаются! — поддел его я.
— Он не ошибся! Рабби Моше просил передать письмо только лично в руки рабби Аврааму! И я отнесся к его просьбе со всей ответственностью, довез послание до самой Генуи, где меня и достигла печальная весть о смерти достопочтенного рабби Авраама, да будет благословенна его память. В этой ситуации мне оставалось только доставить письмо обратно в Каир с доверенным человеком, но в тот момент не оказалось подходящей оказии, а вскоре опять начались столкновения между христианскими монархами и египетским султаном, и торговые сношения с Египтом оказались затруднены. Я спрятал свиток в ожидании лучших времен и забыл о нем. Немногим более года назад случайно вновь наткнулся на него и… не удержался от прочтения. Просто подумал, что по прошествии стольких лет он более никому не нужен…
Торговец перевел дух, отпил глоток вина из серебряного кубка (а мне не предложил, зараза, ну ладно, будем считать — от излишнего волнения) и продолжил:
— Содержание свитка поразило меня до глубины души. Основной текст поначалу прочесть не удалось, но и комментариев к нему на хорошо знакомом арамейском вполне хватило, чтобы понять всю важность имевшихся там сведений. Осознав это, я преисполнился уверенности, что свиток попал ко мне в руки не случайно, а по воле Божьей. Ведь последние годы мы начали ощущать рост неприязненного отношения со стороны наших христианских соседей, иногда выливающийся в побои и даже убийства! А городские власти вместо защиты обвиняют во всем нас и облагают еврейских торговцев дополнительными налогами! Епископ же Мюнхенский, к которому мы обратились, чтобы тот образумил своих прихожан, лишь посоветовал нам отказаться от веры отцов наших и перейти в христианство. И некоторые отступники ведь перешли! Теперь они уважаемые и влиятельные граждане города…
— Ты опять уклонился в сторону, — решительно прервал я поток его жалоб. Тем более что это пока мелочь, первые звоночки. Вот лет через десять их обяжут носить желтые повязки, будут публично сжигать Талмуд на площадях, запретят заниматься ремеслами, а к концу века — вообще загонят в гетто. Так что пока еще грех жаловаться. Все это я ему, конечно, сообщать не стал, ограничившись напоминанием о теме нашей беседы.
— Да, так вот… Я решил, что Господь возложил на меня великую миссию по спасению Народа. И стал пополнять свои знания, чтобы понять написанное в свитке. Ездил ко многим известным ученым, прося растолковать некоторые непонятные отрывки. Но, конечно, целиком текст никому не показывал! В конце концов мне это удалось. И тогда я приступил…
— Ну и дурак! — не удержался я, вновь разозлившись на этого самозваного мессию. — Евреев в Европе от силы миллион. А христиан — шестьдесят! Всем морду не набьешь!
— А что же тогда делать? — удрученно вопросил Цадок.
— Перестать мозолить глаза другим народам и вернуться в Эрец Исраэль!
— Это не в нашей власти, а исключительно в Его! — насупив брови, неожиданно твердо отрезал торговец, возмущенно указывая трясущимся пальцем в потолок.
Да, идеям сионизма трудно укорениться на средневековой почве! Ну и хрен с ним, пусть сам свои проблемы решает! Меня сейчас совсем другое волнует:
— Ты когда-нибудь до сути дела дойдешь или нет? — рявкнул я в сердцах.
— Ну вот, собственно, и все. — Цадок виновато развел руками.
— Тогда прочти мне, что написано в манускрипте.
Торговец придвинул к себе свиток и, близоруко щурясь — сказывался возраст, — принялся быстро и маловразумительно бубнить.
— Э, нет! Помедленнее и с объяснениями, — потребовал я. И так половина слов непонятна, так этот факир-неудачник еще и частит!
Примерно через час содержание текста стало мне более или менее известно. Нельзя сказать, что это знание наполнило меня оптимизмом — инструкции по обратному переносу свиток, как и утверждал ранее Цадок, не содержал. Более того, единственный внятный отрывок, понятный полностью, рассматривал устройство поискового амулета — того самого примитивного компаса, который я изъял на «месте преступления». Причем в тексте явно указывалось, что прибор реагирует на особые «эманации», возникающие после проведения обряда и сохраняющиеся «не более двух лун». То есть магнитное поле камня вскоре должно исчезнуть.
А вот описание самого обряда вызова защитника пестрило кучей мутных каббалистических терминов типа «сфирот», «нешамот» и так далее[10]. Как говорится, без пол-литра не разобраться. Тем более такому далекому от всей этой мистики человеку, как я. Да и Цадок, несмотря на все утверждения о том, что он якобы во всем разобрался, и напыщенный вид, с которым тот пытался отвечать на вопросы, явно «плавал» в материале, затрудняясь ответить по существу.
