— Да,— Эстелла снова начала вытирать кровь.— Четыре противоперегрузочные камеры. Камера оружейников и оружейная. Теперь у нас ни одного боекостюма... а в одном белье много не повоюешь.
— Что... четыре камеры... а люди?
— Никто не выжил.
Тридцать человек.
— Кто именно?
— Весь третий взвод. И парковое отделение второго взвода.
Аль-Садат, Русья, Маковелл, Вагулеко.
— Бог мой.
— Тридцать убитых, и они даже не поняли, как это получилось. И до сих пор никто не понимает. Но может повториться каждую минуту.
— Так это была не ракета?
— Нет, мы перехватили все их снаряды. И покончили с их крейсером тоже. Ни один индикатор ничего не показывал. Просто — бамм! Треть корабля провалилась в преисподнюю. Хорошо, что не двигатель и не СЖБ.
Но я едва ее слышал. Пенворд, Омайдерс, Кристин и Фрида. Все мертвые. Я словно онемел.
Эстелла вытащила из сумки опасную бритву и тюбик гелевой пасты.
— Будь джентльменом, не смотри. А, вот.— Она смочила кусок марли спиртом и подала мне.— Сделай доброе дело, вытри ей лицо.
Я начал вытирать.
— Как приятно. Что ты делаешь? — спросила Мэригей, не открывая глаз.
— Стараюсь быть настоящим джентльменом. И сделать доброе дело...
— Весь персонал, внимание! Весь персонал! — В камере не было интеркома, но в открытую дверь все было хорошо слышно. Интерком находился в раздевалке.— Весь персонал шестого эшелона и выше, кроме непосредственно задействованных в аварийных работах и оказании медицинской помощи, должен явиться в центральный холл.
— Я должен идти, Мэригей.
Она ничего не сказала. Наверное, она даже не слышала объявления.
— Эстелла,— Я повернулся к Гармонии, черт с ним, с джентльменом: — Ты мне...
— Да, я сразу тебе сообщу, как только можно будет что-то сказать наверняка.
— Хорошо. Спасибо.
— Все будет в порядке.— Но лицо у нее было озабоченное и невеселое.— Теперь иди,— мягко добавила она.
Когда я выбрался в коридор, интерком начал повторять объявление уже четвертый раз. В воздухе чувствовался какой-то новый запах, но я и знать не хотел, что это было.
На полпути в центральный холл я вдруг сообразил, что вид у меня кошмарный, и нырнул в ближнюю раздевалку рядом с комнатой отдыха флотского персонала. Рядовой Камехамелла торопливо расчесывала волосы щеткой.
— Уильям! Что с тобой стряслось?
— Ничего.— Я пустил воду и взглянул в зеркало. Все лицо в засохшей крови, и куртка тоже.— Это Мэригей, капрал, ее оболочка. Очевидно, образовалась складка...
— Она погибла?
— Нет, тяжело ранена, ее будут оперировать.
— Не три горячей водой. Останется пятно.
— Да, правильно,— Горячей водой я умыл лицо, побрызгал холодной на куртку. Камера твоего отделения идет третьей после камеры Ала, правильно?
— Да.
— Ты видела, что случилось?
— Нет. То есть не видела, когда это случилось,— Первый раз я увидел, как она плачет, слезы как горошины катились по щекам и капали с подбородка. Голос у нее оставался ровным, она только с силой потянула себя за волосы: — Это мясорубка.
Я подошел к ней и положил руку на плечо.
— Не трогай меня! — Она вспыхнула и отбросила мою руку щеткой для волос.— Извини, пойдем, наверное.— В дверях она слегка тронула меня за рукав: — Уильям, ты понимаешь...— Она посмотрела на меня с вызовом.— Понимаешь? Я просто рада, что меня там не было. И никак иначе.
Я понимал ее, но не могу сказать, что поверил.
— Обо всем, что произошло, можно рассказать очень коротко,— с напряжением в голосе сказал капитан,— потому что знаем мы очень мало.
Через десять секунд после уничтожения крейсера противника какие-то два тела, очень маленьких по размерам, ударили наш корабль примерно в средней части. Поскольку они не были обнаружены заранее, а мы знаем пределы возможностей наших обнаруживающих устройств, можно сказать, что двигались они со скоростью, превышающей девять десятых световой, выражаясь точнее, вектор их скорости был перпендикулярен вектору скорости света. Они проскользнули за отражающими полями.
Когда «Годовщина» идет на релятивистских скоростях, впереди нее, по линии полета, генерируются в пространстве два мощных электромагнитых поля. Первое — в десяти тысячах километров от корабля, второе — пяти тысячах. Энергию этим полям дает «разгонный» эффект — они поглощают ее из межзвездного газа, который мы встречаем на пути.
Всякое достаточно большое тело, чтобы вызвать тревогу за целость обшивки крейсера,— то есть если его можно разглядеть в мощную лупу,— проходит сначала сквозь первое поле и получает сильный отрицательный заряд. Потом оно попадает во второе поле и отбрасывается с пути корабля. Если тело слишком велико и его невозможно отклонить в сторону, то мы можем загодя обнаружить его и уйти от столкновения.
— Нет нужды подчеркивать, что за страшное оружие применили тельциане. В момент попадания «Годовщина» двигалась относительно противника с такой скоростью, что всего за одну десятитысячную секунды проходила расстояние, равное длине ее корпуса. Кроме того, мы постоянно совершали короткие, совершенно не укладывающиеся в систему, рывки из стороны в сторону с переменным ускорением. Следовательно, настигшие нас снаряды должны были управляться. Эта управляющая система должна была находиться внутри самих снарядов, так как в этот момент тельцианский крейсер уже был уничтожен. И все это помещалось в оболочку, по размерам не превышавшую размеры речной гальки.
Большинство из нас слишком молоды, чтобы помнить термин «футуршок». В семидесятые годы прошлого столетия некоторые люди считали, что технический прогресс идет слишком быстрыми темпами, что психика обыкновенных людей скоро будет не в состоянии справиться с этим темпом, что не успеют люди привыкнуть к настоящему, как уже это настоящее превратится в будущее и застанет их врасплох. Человек по имени Тоффлер придумал специальный термин, описывающий такую ситуацию: «футуршок» — психический шок от невероятного по быстроте темпа перемен в жизни,— Иногда капитан любит вдаваться в академические подробности.— Сейчас мы находимся в ситуации, напоминающей эту социологическую концепцию. Результат чего — катастрофа. Трагедия. Как мы уже знаем по предыдущему собранию, сделать здесь мы ничего не сможем. Относительность держит нас в прошлом — в прошлом для техники тельциан. Относительность ставит нас лицом к лицу с этой техникой, относящейся к нашему будущему. Мы можем только надеяться, что в следующий раз ситуация кардинально изменится. И единственное, чем мы можем этому содействовать,— это постараться вернуться на Старгейт, чтобы на Земле узнали о случившемся, и тогда, возможно, специалисты на основе полученных нами повреждений смогут создать какую-нибудь контрсистему.