— У твоего отца тут, ниже левого соска, — Юрка показал на себе, — было наколото: «Любовь до гроба — дураки оба.» Так? — Серёжка кивнул:
— Я тебе… я тебе про это не рассказывал… — прошептал он. — Папка жив?! Правда жив?! Он правда у вас командовал?! Это ты его… его вытащил?!
— Тяжело ранен, но жив, — сказал Юрка и прислушался (надо скорее, скорее…) — И я тебя отсылаю ещё и поэтому. Ведь твои мама и сестра живы. А твой отец считает, что вы все погибли. А мама с сестрой думают, что ты погиб, что отец погиб… Понимаешь, ты один знаешь, что все живы. Ты один, — Юрка говорил страстно и быстро, — ты один можешь помочь своим… своей семье… ну, вместе собраться, что ли. Ты один, Серёга, один! Ну посмотри, сколько смерти, сколько кругом смерти! Ну пусть вы-то будете счастливы хотя бы чуть-чуть, хотя бы потому, что вы — живы, все живы! Ведь это главное, это главное, а не всё остальное! Уходи! — Юрка вдруг заплакал и кинул в Серёжку горстью хвои. — Уходи, беги, ну?! Мне страшно, я могу передумать! Найди потом отчима, скажи ему… скажи… да уходи же, у меня сердце лопнет!!! — закричал Юрка так страшно, что Серёжка, как будто поднятый и правда невидимой силой, вскочил и бросился в чащу…
Несколько окриков послышались совсем рядом. Но это было уже не важно.
Юрка Климов улёгся удобней, кинул ноги в распор, пошевелил ступнями. И прижал к плечу приклад хорватского «калаша».
* * *
…Мальчишка пятнадцати, от силы — шестнадцати лет лежал на спине рядом со своим оружием — трофейным «Калашниковым». Грудь и живот парнишки были пробиты в полудюжине мест попаданиями, потрёпанная одежда промокла от крови и почернела, босые ноги — разбиты в кровь. Русский ещё дышал — прерывисто и часто. Командовавший румынскими поисковиками лейтенант «зелёных беретов» невольно вздрогнул: тонкое, красивое лицо мальчишки даже в предсмертной бессознательности сохраняло упрямое, азартное и вдохновенное выражение, и серые глаза смотрели не бессмысленно, а живо, пристально и недобро.
— Сумасшедшая страна… — запаленным голосом сказал лейтенант «зелёных беретов», разглядывая лежащего парня. — Что за сумасшедшая страна… Президент подписывает капитуляцию, министры выносят хлеб-соль по их кретинскому обычаю… а эти продолжают драться. Сумасшедшая страна! — уже почти выкрикнул он с прорвавшейся растерянной злостью.
Стоявшие рядом румыны молчали. Но, когда лейтенант достал «Беретту» и ловко прицелился в мокрый от пота лоб под светлыми прядями налипших волос, один из них — рыжеусый невысокий плутоньер — вдруг положил свою корявую руку на запястье американца.
Офицер изумлённо дёрнулся — и ощутил неожиданно тяжёлую, мужицкую силу пальцев плутоньера. Американец вспыхнул. Он мог одним ударом выбить дух из этого идиота, но… но на лицах остальных румын было написано что-то непонятное, и американец раздражённо поинтересовался, переходя на румынский:
— Что случилось?! Он ещё жив.
— Вот именно, — спокойно сказал румын. — Не надо в него стрелять, лейтенант. Мы понесём его к машинам и доставим в наш госпиталь.
— Что?! — лейтенант не поверил своим ушам. — Его?! Отпусти, ублюдок!
— Не надо, — сказал румын, и пистолет выпал на хвою из мигом онемевших пальцев «зелёного берета», а сам он согнулся на сторону. — А то ведь шлёпнем вас, а потом скажем, что геройски погибли в бою.
— Он же убил троих ваших! — выкрикнул американец. Распрямился, растирая запястье и не решаясь нагнуться за пистолетом — плутоньер отпустил руку и сказал вдруг с отчётливым презрением:
— Он свою родину защищал. Если ты это понять можешь, гость залётный… Виктор, Йонел! — окликнул он двоих с готовностью подошедших солдат. — Носилки делайте, русского понесём.
— Может, ну его? — неуверенно подал голос кто-то из солдат. На него обернулись хмуро остальные.
— Все мы люди, — сурово сказал плутоньер. — Все в бога веруем. Хватит кровь после боя лить. И так уж… — он не договорил и стал смотреть, как вниз по стволу сосны спускается любопытная белка.
* * *
— Вот так все и вышло, — Сережка вздохнул. — Юрку я и не видел больше… наверное, он погиб. Добрался я до Воронежа, а отчим Юрки уже мёртвый. Я хотел у казаков остаться, а они говорят — маленький… хотели к пионерам сдать, а там мне говорят — такой, как ты, воевать не должен. А что я должен?! — в голосе Серёжки прозвучала обида. — Крупу переводить?! Я и сбежал. Пошел на тот кордон, на Весёлый. А от него одно пепелище…
— Ты думаешь, — Боже осторожно пошевелился, — что тот парень, Юрка, обманул тебя?
— Нет! — Серёжка дёрнулся возмущённо, чуть не опрокинул с ящика кружку с чаем. — Нет, он не такой… был. Просто что-то случилось, — печально и уже тихо сказал Серёжка. — Я думал маму с Катькой искать. Дошёл до Грибановки… ну, где сторожка… а там тоже всё сожжено, местные говорят — да, была жена офицера с девочкой, но лесник и свою семью, и мою маму с Катькой увёл в лес. Куда — не знают… Ну, я и вернулся в Воронеж.
— И стал воевать, — сказал Боже. Серёжка вздохнул, пожал плечами. Отпил чай.
— Ну и стал…
— Ты не думай, я не смеюсь, — негромко сказал Боже. — У меня тоже мама погибла. И сестрички. У нас тоже война. Мы с отцом были в горах. Налетели американцы и сожгли наше село напалмом.
— И… — Серёжка не договорил. Боже зажмурился:
— Всех… У нас маленькая земля, — черногорец открыл сухие глаза. — Наше ополчение разбили, и мы с отцом бежали к вам. А тут и у вас началось… Мы пошли воевать. Отец тоже был снайпером. Только десять дней назад его убил тот… ну, тот, которого застрелил я. И я теперь один. Даже наши, наверное, думают, что я погиб.
Кажется, Серёжка хотел что-то спросить. Но в углу раздалось какое-то неясное поскрёбывание, мальчишка быстро встал, достал из кобуры небольшой обтекаемый «глок» и, пройдя в угол (тени почти скрыли его), прошептал:
— Кто?
— Смерть телепузикам, — раздался как из-под земли тонкий голос. Серёжка присел, что-то отодвинул. Боже всматривался, но мог различить только его спину с торчащими под майкой лопатками, да какую-то неясную тень в небольшом отверстии у самого пола. Слышался ускользающий шёпот: «Нет… да… пять… а они… я не боюсь… иди…» Тень пропала; Серёжка встал, что-то задвинул и вернулся обратно. Хотел сесть у огня, но передумал, сел рядом с Боже.
— Так ты не один, что ли? — напрямую спросил черногорец. Серёжка вздохнул, опять пожал плечами, зверски почесал коленку. Снова дёрнул плечами:
— Ну… вроде того. Это так. Ребята из нашей школы, из секции… кто остался… вообще ну… Боже, — вдруг выпалил он, — ты умеешь делать самодельные мины? Ну, из всякой там разной штуки — ручки, часы?
