телефон.
Снимки нечёткие, снимал он с зумом, но в общих чертах понятно; однокрылый, с неубирающимся шасси, небольшой кабиной, закругленным хвостом и обрубленным, тупым носом. Как называется эта машина, я не знал, но по виду древность похлеще кукурузника.
— А чего не сбили? Низко же летел? — каких-то особенных зенитных средств у нас не было, все думали что наш самолёт в единственном экземпляре, но чтобы «посадить» такого малыша ничего и не требуется, при определенном везении достаточно даже стрелкового оружия.
— Да я как-то не подумал поначалу, а когда спохватился, он уже в сторону ушёл.
— Жаль. Надо было сбить, одной проблемой было бы меньше...
Увидел — стреляй, первое правило этого мира. Поначалу мы ещё как-то сомневались, всё же человечность крепко сидела в каждом из нас, но получив несколько болезненных уроков, усвоили. — Сбили бы сейчас этот планер, и спали спокойно, а то сиди теперь, гадай...
— Ладно, хрен с ним. Вернётся ещё, не зря же он летал тут. — глядя на совсем загрустившего Василича, махнул я рукой, и тут, словно по заказу, где-то вдалеке вновь загудело.
— Слышишь? — тут же напрягся Василич. Я кивнул. Звук не приближался, но и не отдалялся.
— Где-то... Где-то... — приложив ладонь к уху, он закрутился на месте, и наконец определившись, ткнул пальцем в сторону церкви. — Там!
Напрягая свои перепонки, я последовал его примеру — приложил ладонь к уху, и тоже услышал явное усиление в стороне церкви, то есть на востоке. Судя по звуку — километрах в пяти, слышимость на грани, если специально не прислушиваться, и внимания не обратишь.
— Что делать будем? — не отнимая ладони от уха, прошептал Василич. — Может с Алексеичем посоветоваться?
На мой взгляд решение было одно, и оно же единственное правильное — поднять кукурузник, и догнать любопытного. Тут не советы нужны, а удача. С ней, конечно, в последнее время не очень, но всё остальное имеется, так что взлетать можно прямо сейчас.
На том и порешили.
— Не видно ни черта, слепит... — отрываясь от бинокля, пожаловался Василич.
В воздухе мы были уже почти двадцать минут, но пока безрезультатно. А учитывая то что от станицы отдалились уже на двадцать километров, с каждой минутой шанс на удачное завершение погони снижался в геометрической прогрессии.
— Главное на солнце не смотри... — предупредил я его.
Это только кажется что в чистом небе самолёт как на ладони. На самом деле заметить его достаточно сложно, а уж если он прячется в стороне солнца — вообще, практически, нереально.
Не то чтобы я в этом дока, но даже когда не касался лётного дела, знал что в войну лётчики всегда старались заходить от солнца, так чтобы оно было за спиной, и слепило противника.
Конечно потом, с течением времени и ростом технологий, тактика воздушных боев изменилась, но в нашем случае, когда из навигационных приборов имелся лишь компас, солнечный диск всё так же оставался опасен.
— Если найдём, что делать будем? — через какое-то время спросил Василич.
В идеале бы посадить, и затрофеить его, но провернуть такой финт с моими навыками пилотирования вряд ли получится. Не зная что это за самолёт, не зная ничего о его характеристиках, я надеялся больше на русский авось, чем на что-то конкретное.
— Так что делать будем, если найдем? — не отставал Василич.
— Как минимум поближе поглядим, а там видно будет.... Стоп. Погоди-ка... — мне показалось что впереди мелькнуло какое-то небольшое яркое пятнышко, и отвлекаясь от разговора, я потянулся за биноклем.
— Дай-ка... — попросил я Василича, и не отводя от пятна взгляда, протянул руку.
Сначала подумал что это грязь на стекле, тем более что несмотря на прошедший дождь, говна всякого оставалось достаточно, но понаблюдав немного, убедился что пятнышко движется.
— Что там? — переключился он на мою сторону.
Я поднёс бинокль к глазам.
Ну точно, он родимый... Слева снизу, идёт почти перпендикулярным курсом. Вот только совсем не похож на тот что мне показывали на фото.
Этот явно больше, с яркими пятнами на крыльях, и разукрашенной мордой, квадратной, выступающей кабиной, под крыльями какая-то хрень висит, а сзади, в выступе позади кабины, торчит пулемёт. Судя по всему, самолёт старый, не могу сказать точно каких годов, — но как бы не старше нашего кукуруза. Место стрелка выпирает из кабины, и сейчас там никого нет. Скорее всего эту роль выполняет кто-то из экипажа, при необходимости просто пересаживаясь за пулемёт.
— Глянь вон, слева под нами, на десять часов примерно. — вернув бинокль, я обеими руками взялся за штурвал.
Василич долго не мог найти цель, а когда получилось, удивлённо присвистнул.
— Хера се!.. Вот это динозавр... А чё он красный-то? Или это не тот?
Не знаю как у него, а у меня если и было желание подраться, то как-то оно поутихло. Одно дело поспорить с небольшим легкомоторным самолётиком, и совсем другое получить пулемётную очередь в брюхо от такого бегемота.
Прибавив газу, я потянул на себя штурвал. Есть вероятность что он нас пока не видит, и чем выше мы заберемся, тем больше шансов что так оно и продолжится.
— Откуда он вообще взялся? — продолжал недоумевать Василич, — и здоровый такой... был же маленький?
— Подрос, пока мы ковырялись... — он так искренне удивлялся, что я не мог не съязвить.
И дело тут даже не в размере, — кукурузник тоже немаленький, дело в самом факте встречи сразу двух чужих самолётов. Один, — ещё куда ни шло, тем более возле станицы, — заметил, прилетел посмотреть. Но наткнуться через полчаса на второй? Да на таком отдалении?
Сказать что меня это напрягло — ничего не сказать. А уж накладываясь на последние события, и вовсе вгоняло в ступор.
Тут бы логически порассуждать, обдумать хорошенько, — но о какой логике может идти речь, если отправленная на разведку группа сначала исчезает, потом выходит на связь, и предупредив о своём прибытии, в полном составе отходит в мир иной. Причём непонятно, сначала предупреждает, а потом отходит, или наоборот.
Плюс ко всему, неясно как они погибли, и от чего. Тела осмотрели, но никаких внешних повреждений не обнаружили, подозревали отравление, но вскрытие ещё
