не скрепляй, это уже слишком старое дерево, даже если выглядит еще крепким. Климат в горах переменчив, зимой температура может по нескольку раз в день перескакивать нулевое значение. Разве в этих условиях такой пористый материал, как дерево, может надолго сохранить свою прочность?
Однако часовой осторожен. Чувствует, что конструкция не безопасна, и потому старается лишний раз не делать резких движений. Да и погода, как назло, довольно безветренная. Это было бы не так уж важно, если бы не впивающиеся в мозг лучи света из центра лагеря. Чувствовал, что даже если выложусь до донышка, моих сил может не хватить, чтобы повлиять на часового. Вот он медленно переступает, чтобы размять мышцы. Слишком медленно и слишком осторожно, его центр тяжести почти не меняет положения, и конструкция вышки, соответственно, не испытывает нагрузок. Взгляд мой поневоле соскальзывает с чистого на вышке — это тоже влияние близости к их богу. Впрочем, оно и к лучшему.
Вороны. Этих птиц здесь довольно много, хотя остальной живности что-то не видно. Должно быть, происходящее в центре лагеря распугивает животных, и только пернатые падальщики не могут совладать с соблазном. Я чувствую, что откуда-то доносится слабый запах мертвечины. Однако птицам все равно неуютно, и они бодрствуют, несмотря на ночное время. То и дело перелетают с места на место, подолгу кружат в вышине, вспархивают с насестов от любого резкого звука. Одна уже в третий раз пролетает над головой чистого на вышке. Сейчас она пошла на четвертый круг — очень вовремя. Вот птица делает ленивый взмах крыльями, чтобы чуть набрать высоту — иначе окажешься слишком близко к опасному человеку на деревянной конструкции. Вот только что-то не выходит — должно быть, мышцы крыльев устали от долгого полета, затекли. Вместо того чтобы взлететь выше, ворона только набирает скорость.
Часовой снова переступает с ноги на ногу — все так же осторожно. И в этот момент видит, как прямо в лицо ему несется комок темноты. Появление птицы в непосредственной близости от глаз так неожиданно, что чистый отпрыгивает назад, всем весом отталкиваясь от помоста. Угрожающий скрип дерева, вышка чуть покачнулась от резкого движения. Вместо того, чтобы замереть, часовой делает пару шагов вперед, еще сильнее раскачивая шаткую конструкцию. Этого движения оказывается достаточно. Скрип повторяется, теперь уже более громкий, за ним следует треск, и вышка, все ускоряясь кренится внутрь лагеря только для того, чтобы в результате с грохотом обрушиться на землю.
Вряд ли чистый сильно пострадал. Высота слишком мала, помост находился не выше десяти футов от земли. Однако его испуганный вопль привлекает внимание чистых, патрулирующих лагерь. Увидев аварию, сразу пятеро спешат на помощь к пострадавшему. Двое склоняются над вопящим от боли часовым, трое оглядываются по сторонам, выискивая опасность. И начинают падать, один за другим. У меня звенит в голове от напряжения, поэтому я не слышу выстрелов. В первую секунду даже не понимаю причину, по которой чистые падают. Впрочем, ошеломление быстро проходит, я хватаю винтовку и тоже стреляю. Мои усилия не так результативны. Из трех выстрелов в цель попадает только один. «Тебе, Кера. Как обещал», — шепчу я. Надеюсь, этого достаточно, чтобы жертва досталась богине — не хочется нарушать слово.
— Все! Хватит! — я не сразу понимаю, что Рубио обращается ко мне. — Пора менять позицию! Уходим, они сейчас очухаются!
Я понимаю, что спутник прав, но все еще недостаточно пришел в себя, чтобы незамедлительно последовать совету. В следующие несколько секунд ситуация меняется настолько, что это становится ненужным. Очухиваются не только чистые. Заключенные тоже в первый момент растерялись от обилия событий, однако главное они поняли. Первым к телу одного из чистых подскочил какой-то парень. Он схватил винтовку и начал стрелять. Всего пара выстрелов, и он падает от ответного огня охранников, но главное он сделал — подал пример. Тот парень еще не успел даже упасть, а винтовку у него из рук уже выхватил следующий заключенный. Другие бросились к телам чистых, чтобы забрать их оружие.
Я, вместо того, чтобы уходить подальше, стреляю в тех чистых, которые попадаются мне на глаза. Безобразно мажу — кажется, прежде чем патроны кончаются, я успеваю убить только одного. Даже это неплохо — он упал как раз рядом с одним из заключенных, который тут же выхватил освободившийся карабин. Те, кто обзавелся винтовками, бегут куда-то к центру лагеря, увлекая за собой остальных, взбудораженных неожиданным успехом.
Я вдруг вижу спину Рубио — он бежит к образовавшемуся после падения вышки проходу в ограде, останавливается, чтобы сделать пару выстрелов. Сообразив, что сам все еще остаюсь на месте, спешу присоединиться.
Паника и неразбериха разрастаются, быстро захватывают всю территорию лагеря. Заключенные, которым удалось раздобыть оружие, разбегаются в разные стороны — кто-то к воротам, кто-то, наоборот, в центр площадки. Навстречу им бегут послушники. То и дело раздаются хлопки выстрелов, крики. Вспышки пороха расцветают в разных концах лагеря, на разном расстоянии. Мертвые и раненые чистые лежат вперемежку с заключенными. В одном месте пробежал мимо сразу десятка послушников, окруженных большим количеством язычников. Все заключенные убиты огнестрельным оружием. Послушникам повезло меньше — то, что тела принадлежали людям можно понять только по серым балахонам. После того, как у них закончились патроны, охранников разорвали голыми руками. До мерзкой картины никому нет дела.
Прямо на меня выбегает послушник чистых. Лицо перекошено, взгляд блуждает. В руках стандартная винтовка, которую он держит возле плеча, и водит стволом из стороны в сторону. Лагерь освещен, но меня он все равно замечает слишком поздно — он выискивает заключенных, одетых в светлую одежду, на моих зачерненных тряпках взгляд останавливается слишком поздно. Я как раз успеваю отпустить свой карабин, позволяя ему повиснуть на ремне, и достаю револьвер. В упор промахнуться трудно. «Прими жертву, Кера!» — кричу я в полный голос — сейчас, когда лагерь гудит как заводской цех в разгар рабочего дня, до моих криков никому нет дела.
Мануэля я потерял. Отвлекся на очередного заключенного, который почему-то решил наброситься на меня с кулаками. Уж и не знаю, за кого он меня принял. За чистого в своей черной одежде я точно сойти бы не смог. Убивать безумца не хотелось. Пришлось потратить лишние пару мгновений, чтобы вырубить его ударом приклада в зубы. За это время спина Рубио, которую я едва различал в десяти шагах передо мной, окончательно потерялась в толпе. Некоторое время я еще пытался его найти, а потом плюнул и
