Далее пожаловал какой-то мрачный дед с упряжкой быков — эта немудреная тягловая сила легко стащила струг на воду. Лодочник о чем-то пошептался с погонщиком скотины, и дал добро на отчаливание.
Уже через пару минут я понял, почему его так напрягла малочисленность экипажа. Сам бородач встал на корме, ворочая рукоять огромного рулевого весла, а пара молчаливых помощников не успевала работать шестами, отталкиваясь от постоянно возникающих мелей, затопленных деревьев, валунов, и прочих препятствий, на которые нас норовило выбросить течение. Скорость не столь уж велика, но при таком весе инерция у суденышка приличная — дно вряд ли пробьем, но засесть можно серьезно.
Не знаю, сколько бородач пообещал этим ребяткам, но деньги эти они озером пота и кровавыми мозолями отработают.
Деревня скрылась за поворотом русла. Обернувшись, Канфидус устало улыбнулся:
— Дан — а мы ведь, наверное, попадем в Межгорье еще быстрее, чем по тракту.
Лишь бы не накаркал…
* * *
Развалившись на ложе из пары седел и плаща, я лениво наблюдал, как мимо проносятся крутые берега реки чужого мира. Впервые выпала возможность ничего не делать и ни о чем не беспокоиться. За меня сейчас работают другие — ворочают веслами и толстыми шестами. Никто не готовится выпрыгнуть из-за угла с кинжалом; зомбированных медведей и прочей несимпатичной нечисти в этих краях тоже не водится. Возможно, ребятки Цавуса уже мчатся по нашим следам, но пока они их распутают, пока поймут, что мы сменили скакунов на яхту, пока…
Не догонят они нас без вертолета…
Можно просто лежать, ничего не делать, блаженствовать. И заодно приводить расшатанную нервную систему в порядок, систематизируя полученные знания и восполняя пробелы новой информацией. Откуда ее получать? Да хотя бы от Рина — того самого хромоногого лодочника. Он оказался не только жадным, но и болтливым — достаточно правильно намекнуть, и он выдает полную справку по любому интересующему вопросу с кучей сопутствующей информации. Мужик достаточно неглупый, — просто неотесанный.
Одно плохо — любопытный слишком. Всю дорогу пытается выведать, кто мы такие и по какой причине нас понесло в такую даль, да еще столь срочно. При этом не интересуется целью нашей поездки. Хотя глупо интересоваться: у людей, вроде нас, цель на границе лишь одна может быть — убивать и умирать. Солдаты там нужны постоянно, и никому не интересно, по какой причине человек прибыл в это опасное место. С пограничья выдачи нет: что бы ты ни совершил в цивилизованных землях — назад тебя не выдадут. Единственно, у кого могут быть неприятности: у замазанных Тьмой, или хотя бы подозреваемых в этом. Так что права у карающих там есть, а у светского суда уже сомнительно.
Вот и интересно лодочнику, что же мы такое натворили, раз за любые деньги готовы мчаться к границе с максимально возможной скоростью не считаясь с расходами. Подозреваю, за счет таких вот торопыг на реке и живут — уж больно профессионально он нас ободрал.
— А вот скажите мне, господин — птица ваша, говорят, не к каждому на руки пойдет. Слышал я, они лишь стражей полуденных признают и людей, которые им помогают, а остальным могут и палец отхватить, или глаз выклевать. Правда, аль врут?
Зеленый лучшим другом объявит любого, кто поделится с ним спиртосодержащей жидкостью, но зачем лодочнику такие тайны выдавать?
— Рин — спроси у попугая сам: мне откуда знать?
— Да я просто подумал… Нет — не подумал, что вы из стражей будете. Просто думаю, может вы человек их доверенный. Гонец там… или еще кто. Дело, конечно, как бы не мое совсем, но интересно же. Давно к нам стражи не заглядывали — говорят, на юге они воюют люто с погаными. А хорошо бы заглянуть: житья нам здесь нет.
— По тебе незаметно, что живешь плохо.
— Ну пока свое имею, а вот если граница падет, то все — бежать придется на север, бросив все добро. А у меня помимо лодки хозяйство: хутор льняной с арендаторами, коровенок две дюжины, по мелочам много чего набирается тоже. Куда это все брать, если погань придет? Солдаты даже спрашивать не станут — людей погонят прочь, а скотину под нож и сжечь, чтобы не досталась Тьме. Лишь лошадей прихватить могут позволить, если не отберут. Никто меня не ждет на севере. Вот что делать?
— Может граница и не падет — не каркай раньше времени.
— Падет… как ей не пасть. При старом короле всех озорных парней, которых к мечу приучить легко, позабирали. Хилых и слабых сердцем домой заворачивали — не нужны такие в армии. При новом теперь всех берут, кто не попросится. И без спроса тоже взять могут — за недоимки, или за что другое. Забирают многих, а назад мало приходит — увеченных немного да больных. Рубка нескончаемая на границе — погани все больше, а наших все меньше. И откуда только плодится такая мерзость… На нашем берегу тоже не все ладно: Мальрок обратился, и все Межгорье от него Тьмой пошло; одержимых прибавилось; огни ночами странные не раз замечали, а это ведь сами знаете к чему бывает. Чернокнижие уже чуть ли не в открытую. По детству, помню, за год если одну ведьму сожгут, то много казалось, а сейчас недели без такого не проходит, а только меньше их почему-то не становится. Скотины мор был по осени сильный, да и людей многих тот мор прибрал. А уж что за мор был в позапрошлом году… Ох… Из села нашего почитай каждого третьего забрал, и это еще хорошо — другие подчистую вымирали, особенно те, что ниже по реке. Скоро по правому берегу такую деревню проходить будем — одни головешки чернеют. Пришли солдаты из города, сожгли трупы прямо в домах; и все — нет там больше людей. В замке рыцарь из ставленых там жил — тоже мор не пощадил никого. А потом, к осени уже, пшеница на полях почернела и вся усохла. Не было в тот год вообще пшеницы в нашем краю, даже на семена пришлось с севера везти. Голода сильного, правда, тоже не было, но пояса до хребтов затянули. Если и в этом году чернота придет, то к весне начнут дети помирать — они в первую очередь при голоде мрут. А дальше, если живы будем, бросим пшеницу — пусть уж лучше рожь. Белый хлеб, оно конечно, всяко выгоднее и вкуснее черного, да только лучше уж черный жевать, но каждый год, а не через два на третий. Люди мрут, скотина мрет, хлеб сохнет — вот как жить прикажите?
— Тебе-то что: лодку твою никакой мор не возьмет.
— Лодку оно конечно да, но детей двоих схоронил и невестку. Коров спас — в леса увел, на поляны сокровенные, а вот лошади померли. Лошадей тогда мало мерло, а у меня вот обе, да еще и жеребчик малой. А все почему? Потому что колдун у нас объявился. Пришел из города, трактир открыл свой. Место ведь у нас бойкое: тракт неподалеку проходит, дорога от него к реке ведет и еще от городка одна; струги опять же доходить могут по воде высокой, причем не только малые. Выгодное место — для трактирщика это самое то: народа много вертится, и денежных в том числе. Где честному купцу сделку удачную обмыть, или вору пропить украденное? Известно где — в трактире. Вот и решил здесь устроиться. А зачем он нужен — своих полно. Сразу он многим не понравился из-за этого, а дальше уже больше. Когда заметили, что после его появления беды пошли, то быстро поняли, откуда это. На хуторах скотина живехонька, а в селе дохнет — понятно, что неспроста это. Сожгли вместе с трактиром, да только поздно — успел нагадить.
