– С тем, в котором ты дырок натворил.
– И как ты с ним беседовал? – недоверчиво нахмурился Марк.
– Восьмиглазик со мной ментальный канал настроил.
– Ментальный что?
– Канал. Он вызвал меня мысленно, и несколько минут мы общались на уровне образов.
– Какие несколько минут? – вмешался Гвинплей Плант. – Ты всего секунд двадцать в отключке пролежал. Потом всплыл сразу.
– Правильно. Как только Марк выстрелил в русалкозавра, и тот умер, я очнулся. За это время я успел много чего полезного узнать.
– Колись, – потребовал Крысобой.
– Да побыстрее, – вставила Музыкантская, высунувшись из-за валуна. – А то, похоже, не один ты о мире грезишь. К нам три восьмиглазика плывут.
– Аборигены эти представители коллективного разума. Тут у них неподалеку колония находится. И с нами воюет только одна колония. Хотя все дно заполнено их поселениями…
– Они совсем близко, – торопила Музыкантская.
– Мужики, – решился я, – я пойду с ними побеседую. У меня получится.
Я вынырнул из-за валуна, не давая опомниться своим спутникам.
В двадцати шагах от меня и в трех метрах от дна на двух маленьких скатах парили аборигены, грациозно держась за шишковатые наросты на головах животных.
Я примирительно простер к ним руки, вглядываясь в глаза полного русалкозавра, выглядевшего самым представительным.
Я хотел было извиниться за поступок чернокожих студентов, понимая, что звучать это будет весьма глупо, но тут же передумал. Они уже поплатились за свои действия.
Я не мог отвести взгляд от внимательных цепких зрачков, которые меня изучали. Зрачки расширялись, поглощая меня, точнее, мою сущность. И я проваливался… я кружился… я возносился…
Я увидел клубок, искрящийся клубок, знакомый по предыдущему контакту, но теперь клубок выглядел более дружелюбно, а возле него фланировал, словно дожидался меня, пышный восьмиглаз. Завидев мое появление, восьмиглаз оттолкнулся от клубка и в два изгиба приблизился. Оказавшись рядом со мной, он замер, смерил меня мягким, но внимательным взглядом и склонился в поклоне.
Я ответил ему тем же.
– Для меня есть честь общаться с тем, кто давно покинул мир сей и следы чьи не наблюдались в мирах обитаемых вот уже многие тьмы лет, – прокурлыкал абориген.
Хорошее начало для беседы.
– Мне тоже приятно очень беседовать с тобой… – Я замялся, не зная, как обратиться к туземцу. Не русалкозавром же его называть, в самом деле.
Восьмиглаз заметил мое смущение и помог:
– Мою индивидуальность нарекли. Я – Клинч.
– Мне очень приятно, глубокоуважаемый Клинч. Меня зовут Русс.
– Русс, – повторил Клинч и прищелкнул языком.
– Что ты имел в виду, когда говорил про меня… Ну, что я давно покинул мир и давно не появлялся? – полюбопытствовал я.
Клинч кувыркнулся и хитро поинтересовался:
– Ты отчего-то не обладаешь понятием о моих словах?
– Да. Я не понимаю их, – признался я, подумал и добавил: – Я плохо помню о том, кто я такой.
– Я не могу помочь тебе совсем. Ты должен понять сам то, что хотел сказать я. Ты должен вспомнить свое прошлое. Я боюсь.
Восьмиглазик зажмурил семь глаз, а восьмой вытаращил так, что я испугался за его сохранность.
– Ты боишься меня? – спросил я.
– Боюсь. Очень боюсь.
– Почему ты опасаешься меня?
– Ты должен понять сам. Когда вспомнишь все. Я не могу сказать тебе.
– Почему вы напали на нас? – резко сменил я тему.
– Очень долгое время. С тех пор как пропали последние, такие как ты, наш мир никто не посещал. Мы испугались. Мы не хотели обидеть. Мы мирный народ.
Клинч поклонился и часто-часто замигал глазами.
– Верю, – согласился я.
– Мы не хотели с вами воевать, – признался Клинч.
– Один из ваших убил человека. Он сжег мозг.
– Я знаю. Я сожалею. Это прискорбно. Я не хотел. Он испугался. Он защищался. Он умер после этого. Да успокоятся его плавники.
– Да успокоятся, – согласился я. – Я могу считать, что мы в мире. И никакой войны не будет?
– Именно так. Мы заключили мир. Мы редко воюем. Наша растараш не воюет, не то что растараш бланкуш.
Честно говоря, мне не хотелось вдаваться в подробности местного социального устройства. Но я догадался, что «растараш» – это ближайшее к нам сообщество аборигенов, а «растараш бланкуш» – это соседнее сообщество. Похоже, на дне, как и в человеческом сообществе, процветала ксенофобия, от которой мы никак не могли избавиться.
– А зачем тогда такая тьма народу и животные ваши? – поинтересовался я.
– Мы хотим, чтобы все было по-настоящему, чтобы торжественно.
Абориген радовался нашему миру:
– Мы хотим пригласить вас в гости.
Такого поворота событий я не ожидал. Но отказываться не стоило. Этим мы могли обидеть русалкозавров, а кто знает, что они предпримут против обидчиков, даже если их боятся. Может, у них в обычае не прощать отказы от приглашений, и воевать до последней капли крови. Кстати, что-что, а у этих тварей даже кровь может оказаться смертельной. Хотя, если припомнить, Крысобой, который изрешетил восьмиглазика, никак не пострадал, значит, только скаты опасны даже при смерти. Какая, впрочем, разница? Враждовать-то с ними мы не собирались.
– Мы прибудем в гости к вам. Только сначала нам нужно поговорить с нашими товарищами и сообщить им радостную новость, – сказал я, принимая приглашение.
Восьмиглазик заметно оживился, прищелкнул языком и обернулся вокруг своей оси.
– Мы радуемся. Мы очень радуемся. Мы готовимся. Когда солнце коснется неба, я прибуду к вам, чтобы проводить, – русалкозавр поклонился. – Я покидаю вас.
Контакт прекратился. Я вернулся к реальности и увидел удаляющиеся спины аборигенов.
Я почувствовал в теле усталость, и тут же кто-то хлопнул меня по плечу.
– Как у тебя получилось?! – обрадованно проревел Крысобой. – Молодчага, моя работа!!!
Музыкантская обняла меня и стиснула в своих объятиях так, что мне тут же захотелось ее вырубить. Дальнейшее пребывание в таких объятиях грозило мне смертью.
– Они не хотели воевать с нами, – пропыхтел я.
– Чужой, который не хочет воевать с человеком, притворяется, – заявил Гвинплей Плант.
– Они не притворялись, – отрезал я.
– Тогда зачем они нападали?
Резонный вопрос. Кто их знает, зачем они нападали. Может, от испуга.
– Они боятся нас.
– И правильно! – возликовал Гвинплей Плант.
– Нас пригласили в гости, – сообщил я.
Музыкантская от удивления разжала объятия, и я наконец высвободился.
– И чего?
Крысобой выглядел растерянным.
– А я бы не пошел, – засомневался Гвинплей Плант. – Чужой не женщина. Разговор пойдет не о любви.
– Нам нужно идти, – озвучил я свое мнение. – Я пойду. Завтра за нами на рассвете приплывет провожатый.
