Ознакомительная версия.
– Это сработало, – согласился я. – Такие публикации охотно поддерживаются и переопубликовываются тысячи раз. Уже добровольно и со злорадством.
Он кивнул.
– И только мы знали, что через несколько лет все восстановим, всем станет ясно, кто кого кормил, и Россия начнет занимать свое место в мире, уже без гирь на ногах.
– Перекинув их на противника, – сказал я.
– Нам нужно было несколько лет, – сказал он, – чтобы нас не трогали. Мы получили это время, убедив противников, что и так уже почти не дышим, а на самом деле работа шла такая же тайная и целенаправленная. Конечно, не везде получалось гладко, но в целом… в целом получилось.
– Основная атака была на Евросоюз? – спросил я. – Или на Штаты?
Он покачал головой.
– Основной задачей было спасти Россию. Но мы постарались одной операцией убить двух зайцев. Даже трех: освободить от балласта Россию и перекинуть его на Евросоюз и Штаты. Теперь судьбу СССР повторяет Евросоюз. Кстати, так называемый распад СССР случился как раз на пике его мощи. Кроме республик в своем составе он еще объединял могучую Организацию Варшавского Договора, мощнейший экономический союз Совет Экономической Взаимопомощи, а кроме всего еще и международное коммунистическое движение, все-таки во всех странах Европы и по миру существовали крупные коммунистические партии, что поддерживали СССР.
Я сказал задумчиво:
– Пожалуй, Евросоюз можно называть СССР-2, как вы думаете?
Ингрид посмотрела на меня ошарашенно, а Стельмах сказал с веселой ноткой:
– Хорошо подмечено. Только Евросоюз хоть и новое образование, но уже трещит по швам и вот-вот тоже рухнет. По крайней мере, в прежнем виде не сохранится. Придется меняться.
– Точнее, – сказал я, – умное Политбюро Евросоюза, что из прагматичных немцев, его распустит? А заявят городу и миру, что сам развалился?
Ингрид, осмелев, сказала почти уверенным голосом:
– А что, в основе Евросоюза лежит та же формула мирного сосуществования разных стран и народов, единое экономическое пространство, единое руководство, как в Советском Союзе…
Стельмах посмотрел на нее и сказал поощряюще:
– Ну-ну, говори, девочка.
– Если даже в СССР, – договорила она не столь твердым голосом, – ухитрялись укрепляться национальные элиты в противовес центру, то в СССР-2 это сделать проще! Ни Берлину, ни Парижу как-то не хочется подчиняться центру в Брюсселе. Это не Москва, которой подчинялись все в СССР безоговорочно.
Я заметил в дверях Грегора и Терезу, уже оба показывают на часы, сказал с грустью:
– Нам пора возвращаться в Москву. Не скажу, что данные о роспуске СССР нельзя обнародовать. Как раз можно. И нужно. Но… не сейчас еще. Чуть позже. Пусть это будет настоящим нашим триумфом! Евросоюз трещит, это хорошо, так и было задумано, однако в последнюю минуту именно мы его и спасем. Европейцы так сумели себя поставить, что все их тогда еще стали считать светочами ума и мудрости… так и было в Средние века, но европейцы давно не те, а мы их по привычке считаем умными. Теперь это тупые бюргеры, не способные понять связь причины и следствия, а спасать их придется бывшим варварам из России, чьи мозги в трудностях и борениях не заплыли жиром!
Он отводил взгляд, недовольно хмурился.
– Я что, молодой дурак, по-вашему? Не просчитал все заранее?
– Вы моложе меня, – сказал я. – Хотел бы я сохранить такую же ясность ума, живость в рассуждениях!.. Увы, я уже стар и печально мудр… ибо в мудрости слишком много печали. Честно говоря, я бы на вашем месте пока придержал эти документы. Это я как старик с вот такой бородищей говорю.
Он фыркнул презрительно:
– На какой срок бы придержали?
– Вы еще успеете насладиться триумфом, – заверил я. – Сейчас время не идет, а летит. Год за десять, а завтра будет за двадцать. Мы не знаем точно, как и что фурыкнет через год-два, настолько все зашебуршилось. Возможно, через полгода можно и даже пора будет обнародовать все-все!.. Но не сейчас, посмотрите на карту мира, там такое происходит, что нам нужно пока что придержать этот мощный козырь.
Я сказал намеренно «нам» и заметил, что уголки его губ чуть дернулись, намекая на улыбку, но лицо оставалось по-прежнему неподвижным и застывшим, как у крупного политика на дипломатическом приеме.
– Подумаю, – буркнул он. – Но вы меня не убедили.
– Я не за этим приезжал, – заверил я. – Честно говоря, сперва упирался, но сейчас счастлив, что приехал и, говорю без лести, пообщался с таким титаном.
Он отмахнулся.
– Да ладно, насмотрелся я на таких титанов…
– Я не сказал, – возразил я, – что вы единственный титан на свете!.. Но вы сделали то, что могли сделать только титаны.
Ингрид, слушая нас, сказала тихонько:
– Вызываю вертолет?
– Да, – сказал я. – вы… погоди… Погоди!
Она переспросила озадаченно:
– Что-то еще?
– Погоди, – сказал я сдавленным голосом. – Сейчас не вызовешь, сильные помехи… нас глушат… ничего не понимаю, словно какая-то направленная атака…
Ингрид дернулась и развернулась, торопливо отыскивая взглядом противника. Из дома на веранду выбежал Грегор, в руках тут же откуда-то возник автомат HK G36 «третьего поколения» под малокалиберный малоимпульсный патрон 5.56х45.
– Откуда? – спросил он резко. – Что за атака?
– Заглушена связь, – повторил я. – Мобильная тоже…
Ингрид торопливо нажала на смартвоче кнопку, прислушалась, подняла растерянный взгляд.
– Похоже…
Грегор спросил:
– Откуда пойдут?
– Не знаю, – признался я. – Смотря сколько их.
На веранду выбежала Тереза, помогла Стельмаху подняться, он покачал головой, но молча пошел с нею в дом.
– Почему такая хреновая охрана? – спросил я злобно.
Грегор развел руками.
– А кому был нужен этот пенсионер? Даже для тех, кто посвящен, он все равно уже политический труп. И документам его грош цена. Так и думали до тех пор, пока вот не пришло это неустойчивое время… Раньше на публикацию этих документов не обратили бы внимания, позже тоже наверняка будут неинтересны, потому никто и не задумывался, что охранять нужно так, будто это склад атомных бомб!
Я сказал зло:
– Сейчас, когда в мире турбулентность на всех уровнях, эти бумаги могут рвануть так, что ядерная зима покажется жарким раем.
– Нападение всегда соображает быстрее, – холодно заметила Ингрид, – чем защита.
Я подумал, что я сам соображаю в сто миллионов раз быстрее, чем прежде, но, к сожалению, тело у меня почти не изменилось, потому не смогу ни уйти от пули, ни спрыгнуть с крыши, ни ударить в стену так, чтобы кулаком пробить дыру, потому внутри стало тяжело и холодно, а страх заполз под кожу и начал прогрызаться к костям.
Ознакомительная версия.