Заскрипели половицы в сенцах.
— Не стреляй, — сказал Николай. — Я сам.
Тень, появившаяся в дверном проеме, была лишь немногим чернее окружавшей ее темноты, но этого хватило Николаю, чтобы с размаху запустить в нее пешней. Тень со сдавленным воплем и грохотом улетела обратно, а Николай бросился за ней.
Очередная зажженная спичка отразилась в вытаращенных глазах молодого парня с редкой светлой щетиной на щеках и подбородке. Парень силился вдохнуть, но не мог.
— Двадцать кило пешня, — с гордостью заметил Николай, прижимавший пленника к полу. — Весь дух выбило. Не подох бы… О, да я его знаю! Велосипедист хренов. Э, ты, падаль! Сколько вас?
Парень хрипло закашлялся, замотал головой.
— На пальцах покажи!
Парень поднял растопыренную пятерню, потом сжал пальцы и снова растопырил.
— Десять?
Парень закивал.
— Соврал — убью, — пообещал Николай и с размаху треснул пленника кулаком в лоб. Тот закатил глаза и обмяк. — Еще девять осталось…
— По домам расползлись, — предположил Антон и несколько раз выстрелил вверх, чтобы поднять шум.
План нападавших почти удался. Почти. Всё же они оказались идиотами, разделившись и принявшись обшаривать все дома подряд, не зная даже, есть ли кто-либо внутри. Рассчитывали на внезапность. В результате деревенские потеряли, как ни печально, Евтеича — его убийцу застрелил посланный к Евтеичу Семен — и двух женщин, в том числе жену Артура. Из десяти горе-диверсантов троих прикончили сразу, еще двоих забили чуть позже, пока Николай не навел порядок. Кроме колюще-режущего, никакого оружия у пленных не обнаружилось — наверное, в городе с этим делом было неважнецки.
Пока бабы оплакивали и обмывали погибших, незваным гостям устроили допрос. Пятеро уцелевших со связанными руками были стащены все в ту же «совещательную» комнату к Курдыгану и брошены в угол. Подбитый пешней парень до сих пор дышал с трудом и муками — наверное, ребра сломали. Впрочем, Антону было его совершенно не жаль. Он смотрел в их лица, такие обычные, и думал: люди как люди. Еще полгода назад, за вычетом трети века, он толкался с ними в автобусе, стоял в очереди в магазине, развлекал их на корпоративах, выступал перед ними в театре. Они толкались в ответ, просили пропустить к кассе, потому что у них «только сигареты», смеялись и хлопали в ладоши. И стоило отнять у них блага цивилизации, как они тут же превратились в дикарей, готовых убить таких же людей ради куска мяса. А что самое жуткое — ради куска человеческого мяса.
— Кто старший? — угрюмо спросил Николай, присев на корточки перед сбившимися в угол пленными.
— Кокнули старшего… — пробубнил мордастый дядька, державшийся спокойнее остальных. Чем-то он напоминал убитого Евтеича, такой же рассудительный с виду, неторопливый. — Раньше надо было спрашивать, прежде чем бабы ваши его рвать начали.
— Да и хрен с ним, — сказал Николай. — Мы ж ему не кланяться собирались. А ты, раз такой деловой, рассказывай — зачем пришли, что хотели.
— А то неясно? — криво ухмыльнулся мордастый.
— На холодец нас пустить хотели, сволочи! — выкрикнул Володька-Допризывник, вцепившийся обеими руками в свое дурацкое ружьишко «Фермер». Дурацкое или нет, но одного бандита парнишка из него завалил.
— Что, правду пацан говорит? — спросил Николай.
— А то ты не знаешь. Слушай, земеля…
— Ишак афганский тебе земеля, — перебил Николай.
— Да я местный сам, из Искитима. Впрочем, тебе один хрен, я вижу. Раз надо, слушай: нас послали из Бердска, губернатор. Мы, считай, заготовители.
— За вами еще отряд идет?
— А ты как думал? Не на себе же мы это все потащим.
— Когда здесь будет?
— Как получится. У них телеги. Пока дотащат по такой дороге…
— С лошадьми, что ли? — не понял Николай.
Мордастый хмыкнул:
— Откуда лошади, земеля? С людишками. Людишек вокруг полно, надо же их к делу приставлять. Губернатор и приставляет.
Мужики загомонили, кто-то воскликнул:
— Повесить их, чего мы базарим!
— Тихо! — рявкнул Николай. — С людишками, значит. Чтобы мясо наше и прочие запасы обратно везти.
— Не сразу, — покачал головой мордастый. — Что-то отправим, а мясо прямо тут коптить придется, чтоб в дороге не стухло.
Говорил он обо всем этом деловито и со знанием дела, видать, не в первый раз ходил «заготовителем».
— И сколько там народу?
— Народу-то как и нас, а если с тягловой силой — человек тридцать. Только ты не думай, земеля, что тягловая сила вам в объятия кинется. Им в Новой Сибири хорошо — кормят, поят, в тепле живут. А работа — телегу везти — ничуть не хуже другой. Так что не справиться вам. Давай лучше договоримся.
— О чем это?
— Да о том, что вы нас отпускаете, а сами идите на все четыре стороны.
— А что нам мешает вас передавить, а потом уйти? Это ты с веревками на пакшах сидишь, не я.
— Ничего. Только не по-людски это как-то.
— Ты по-людски рассуждать оставь. Человеком ты раньше, может, и был, да перестал давно. Кем работал?
— Крановщиком, — сказал мордастый. — ЗАО «Искитимгорстрой».
— А ты? — Николай встал с корточек и с силой пнул ногой соседнего пленного, потом другого.
— Продавцом в магазине электроники…
— Предприниматель, пиво возил в кегах…
— Бомбилой…
— Оператором, свадьбы снимал, праздники всякие…
— Блин, ведь обычные мужики! — сжав кулаки, выкрикнул Николай. — Как же вы так опаскудились с губернатором вашим сраным? Отпустить вас? Да хрена! Семен!
— Да… — Семен осторожно выступил из-за спин собравшихся.
— Семен, ты старший, возьми кого хочешь, бревна там есть, у забора лежат… Сколотите виселицу прямо поперек дороги, перевернутой буквой «Ш». Три столба, перекладина.
— К-какую… какую виселицу? — оторопел Семен, комкая в руках ветхую кепку из кожзаменителя.
— На которой вешают! — заорал Николай так, что на шее надулись вены. — За шею! Вот этих пятерых там вздернем, в самом деле, как кто-то щас предлагал! Пусть висят, а эти, с телегами, подойдут да посмотрят!
— Зря ты, земеля, — сказал мордастый. — Ушли бы с миром, а так вас не просто поубивают, вас долго убивать будут. Наши не любят, когда с ними так вот неприветливо. А то еще так можно: вы, я смотрю, мужики толковые, в Новой Сибири такие нужны. Оставайтесь, я замолвлю словечко. Даже с бабами можно, у кого есть.
Николай ничего не стал говорить, только размахнулся и ударил ногой в резиновом сапоге мордастому по зубам. Тот завалился на других пленных и замычал, выплевывая кровь. Семен поспешно ухватил за рукава двух деревенских и поволок прочь из комнаты — строить виселицу.
