— Ты права, малышка! И тем не менее я — хайрит… Правда, не совсем чистокровный. Я — Эльс Перерубивший Рукоять из Дома Карот, клянусь в том всеми Семью Священными Ветрами! — Он шагнул к лесенке, что вела на ют, и поднял лежавшее на ступеньке оружие. — Знаешь, что это такое?
— Копье… — неуверенно сказала Найла.
— Нет! — Одинцов покачал головой. — Это чель, оружие хайритов, и только хайрит может владеть им. Смотри!
Он сделал стремительный выпад, нанес рубящий удар, потом, перехватив рукоять за середину, крутанул оружие в воздухе сверкающим смертоносным кольцом, перебросил в другую руку и снова завертел над головой. Найла, присев на нижнюю ступеньку трапа, опасливо следила за этим сражением с тенью, изящным и быстрым танцем серебряного клинка.
Одинцов замер в защитной стойке, сжимая рукоять широко разведенными руками.
— Наверное, ты великий воин, Эльс, — вздохнула девушка, почему-то пригорюнившись, сейчас это была женщина-которой-тридцать.
Одинцов, поощренный этим замечанием, гордо выпрямился.
— Ну, такие штуки умеет делать каждый хайрит, — небрежно заметил он. — А сейчас я покажу тебе кое-что еще.
Он потянул из ножен длинный меч. Теперь в левой его руке был чель, в правой — клинок, наследство Рахи, тот самый, которым он сразил Ольмера из Дома Осс. Одинцов огляделся — места между грот-мачтой и фоком было маловато для таких упражнений, тем более что часть его занимал флаер. Он поднялся на ют и встал там словно на сцене, широко раскинув руки с клинками. Найла, поднявшаяся, чтобы лучше видеть, восхищенно захлопала в ладоши.
Одинцов приступил к серии более сложных приемов, манипулируя челем и клинком. Блестящие лезвия то скрещивались перед его грудью, то в широком быстром размахе уходили в стороны, вперед, назад, казалось, два стальных кольца окружают его. Так хайриты не умели, — все, что сейчас делал Одинцов, было его личным изобретением. Клинок и чель обеспечивали двухслойную оборону и внезапную атаку, более короткий меч имел зону поражения около двух метров, чель пронзил бы шею или разрубил голову врага на расстоянии трех. В надежных доспехах он мог уложить с полсотни воинов, пока кто-нибудь дотянется до него копьем.
Сейчас он делал выпад за выпадом, наслаждаясь собственной мощью и ловкостью. Молодая сила бурлила в нем, ища выхода, тело Рахи было гибким и послушным. Наконец он бросил клинки на палубу и вытер испарину со лба. Даже ночью и даже под свежим ветром ощущался зной, — правда, тридцать-тридцать пять градусов на экваторе Айдена можно было считать прохладой.
Найла захлопала в ладоши, и Одинцов посмотрел вниз, на девушку. Ее стройную фигурку заливал свет двух лун, скудное прозрачное одеяние казалось едва заметной дымкой, придававшей еще больше соблазна нагому телу. Минуя трап, он спрыгнул на палубу, подхватив ее на руки, подбросил вверх, — поймав, спрятал разгоряченное лицо меж маленьких грудей. Девушка замерла в его объятиях, крепко обхватив руками шею, потом тихо, речитативом, пропела:
Он проносится мимо — блестящий осколок стекла,
Словно в запертой двери,
Он пойман в своей же гордыне,
Тонкий солнечный луч не слепит его лат,
И у пояса спит его верный булат,
Но мне хочется верить —
Удача его не покинет.
Он исчезнет вдали — я не стану смотреть ему вслед,
В череде расставаний и встреч
Мы забудем друг друга,
Пусть в мошне моей пусто, и лат на мне нет,
Я шатаюсь под грузом дурных своих бед,
Но в итоге, вложив в ножны меч,
Не всегда, однако, их отношения были столь идиллическими. На третью ночь Найла затеяла генеральную уборку. Она заботилась о «Катрейе» с трепетной нежностью, иногда вызывавшей у Одинцова приступы ревности. Еще при первом осмотре его поразил порядок, царивший на палубе и в каютах, — его поддерживали маленькие руки Найлы. И работы ей хватало!
Теперь экипаж каравеллы пополнился сильным мужчиной, на которого Найла решила возложить мытье палубы. Одинцов, оглядевшись по сторонам, заявил:
— Тут чисто!
— Да. Но чтобы завтра было так же чисто, сегодня надо вымыть все. — Найла неопределенно повела рукой, и Одинцов, прикинув площадь палубы, количество резных украшений, которые полагалось протирать с особым тщанием, и число цветных стеклышек в круглом оконце, ужаснулся. Маленькая «Катрейя» вдруг показалась ему огромной. Он поглядел наверх, оценивая высоту мачт и длину реев. «Неужели и их тоже?» — мелькнула мысль.
— Вот ведра и веревка, — продолжала тем временем Найла. — Да, еще тряпки… Эти для палубы, эти — чистить резьбу… и еще кусок воска — потом нужно протереть все деревянные детали. — Она покачала головой, наморщила нос и задумчиво произнесла: — Не знаю, что делать с наружной обшивкой… Ее тоже надо бы навощить… — Девушка окинула взглядом мощную фигуру Одинцова. — Пожалуй, ты мог бы спуститься на канате…
— Да, и плюхнуться в воду при первом неосторожном движении! — буркнул Одинцов. Похоже, на его плечи ложились все тяготы семейной жизни, но без ее преимуществ.
— А ты будь осторожнее, — рассудительно заметила Найла. — Впрочем, ладно!.. Обшивкой займемся в другой раз. Надо же нам делать хоть что-то…
— Я знаю, что нам делать! И могу обеспечить тебе это занятие на всю ночь, моя милая!
— Ну, Эльс, мы же договорились… И потом, кто же тогда будет мыть палубу и прибираться в каютах?
Внезапно Одинцова осенила блестящая мысль. Выпрямившись во весь рост, он заявил:
— Я, капитан этого судна, отменяю уборку! Экипаж может отправляться на камбуз и готовить обед. Выполняй, юнга, если не хочешь отведать плетей!
— Капитан? Юнга? — Найла сощурила глаза и презрительно сморщила носик. — С каких это пор? Это мой корабль! — Она гневно топнула босой ножкой о палубу, приняв облик Найлы-которой-тридцать.
— Нет, корабль мой! — Одинцов тоже топнул, посмеиваясь про себя.
— Твой? По какому праву? — с вызовом поинтересовалась девушка.
— По праву сильного! Кажется, моя дорогая, ты забыла, что корабль был взят на абордаж и захвачен разбойником Зеленого Потока. Так что судно — моя законная добыча… и ты, кстати, тоже.
Внезапно Найла опустилась на палубу и, сжавшись в комочек, закрыв ладошками лицо, зарыдала.
— С твоей стороны… Эльс… не очень-то хорошо… напоминать мне об этом… — разобрал Одинцов сквозь всхлипы. Сердце его растаяло. Он присел рядом с девушкой, развел ее руки и поцеловал мокрые глаза. Потом обнял ее и посадил к себе на колени.
