Все это время, все эти дни, Вальдрекк Элиас ждал в святилище возвращения своего господина. Было предсказано, что его ждет унижение от рук магистра войны. Было известно, что Гор бросит вызов Пантеону и что Эреба оставит собственный отец. Но участь мученика была не для него. Ему была предначертана великая, вечная слава.
Так сказали Элиасу, и потому он ждал.
А теперь он прижимал к себе жалкое тело, истерзанное и разбитое, изуродованное воинами, которые считались союзниками.
— Благословенный господин, вы ранены…
Голос Элиаса дрожал: от страха, от стыда, от гнева. Кровь заливала весь пол. Темно-красные ручейки стекали в желобки символов на железных плитах, и по мере того, как выгравированные изображения заполнялись кровью, над ними начинало разливаться зловещее свечение.
Элиас забормотал, чтобы не дать мерцающему свету перерасти в что-либо, что он не сможет контролировать. Он сомневался, что его господин сейчас смог бы ему помочь. Комната была святилищем, кровь в ней не должна была проливаться напрасно.
Склонив голову, опустив глаза в пол, его господин дрожал и скулил от боли. Нет… не от боли.
Это был смех.
Элиас перевернул Эреба и увидел обезображенное лицо — обернутый в окровавленную плоть череп, с которого смотрели белые глаза. Покрытые красным зубы стучали в безгубом рте, сжимались в оскале и раздвигались, когда он дышал.
Элиас пришел в ужас:
— Что с вами сделали?
Эреб попытался ответить, но не смог: его вырвало алым комком.
Ученик поднял господина и понес на руках, прижимая к груди почти бессознательное тело и не обращая внимания на вес боевой брони.
Двери святилища, ведущие в коридор, разошлись со свистом спущенного давления и жужжанием скрытых сервоприводов. Апотекарион был недалеко.
— Урок… — прохрипел наконец Эреб, выдавив слова сквозь кровь в горле.
Элиас замер. Капающая кровь отбивала четкий, звонкий ритм по настилу. Он наклонился к Эребу, и вонь меди усилилась.
— Да?
— Урок… для тебя.
Эреб бредил, был на грани сознания. То, что с ним сделали, едва его не убило. Тот, кто это с ним сделал, едва его не убил.
— Говорите, господин, — прошептал Элиас со всей горячностью и преданностью фанатика.
Эреб, может, и лишился расположения многих, и в первую очередь своего отца, но у него еще оставались приверженцы. Они были немногочисленными, но ярыми.
Голос темного апостола упал до шепота. Даже Элиасу с его улучшенным слухом было сложно разобрать слова.
— Свое затачивать, их затуплять…
— Господин? Я не понимаю, о чем вы говорите. Скажите, что я должен сделать?
Эреб схватил Элиаса за горло с силой, казавшейся невозможной в его болезненном состоянии. Глаза его — пристальные, лишенные век, полные чистой ненависти — сверкнули. Казалось, он заглядывал прямо в гнилую душу Элиаса, выискивая следы неискренности.
— Орудия… — выдохнул он громче и яростнее. Он вновь засмеялся, будто только что осознал некую истину, после чего его опять стошнило кровью.
Элиас перевел взгляд на атам, зажатый в когтистой руке его господина. Тот сумел не выпустить ритуальный нож лишь потому, что пальцы были бионическими.
— Орудия? — переспросил Элиас.
— Мы можем победить в войне. Они… все решат.
Темный апостол повис в его руках: яростное пламя больше не могло противостоять повреждениям.
— Должны быть нашими или ничьими…
Эреб затих, потеряв сознание.
Элиас остался без цели. Он не знал, что надо делать, но верил, что божественная воля Пантеона укажет ему путь. Он быстро отнес Эреба в апотекарион, и как только темный апостол оказался на столе, под заботой своих хирургеонов, открыл канал вокс-связи.
— Нарек.
Ему ответил грубый, резкий голос.
— Брат.
Элиас знал, что атам обладал мощью. Он был не каким-нибудь неофитом, неискушенным в искусстве варпа, и прекрасно понимал, на что способно это оружие. У него, как и у других апостолов низшего ранга, был свой кинжал — пусть и лишь подобие кинжала в когтях Эреба. Но ему всегда было интересно, существовали ли во вселенной другие артефакты такого рода. Другие «орудия», как называл он их теперь.
Элиас улыбнулся при мысли о подобном оружии в своих руках и о силе, которую оно могло ему дать.
— Брат, — повторил Нарек, поскольку Элиас до сих пор не ответил.
Улыбка Элиаса стала шире, но выражения его глаз не изменила.
— Готовь своих воинов. Нам предстоит много работы.
Враждуя, боги зачастую сражаются не меж собой, а через своих последователей.
Сицерон, древний терранский философ
Некоторые называли Траорис благословенным миром. Вопрос о том, кто или что его благословило, оставался открытым. Было известно лишь следующее. В 898 году 30-го тысячелетия по имперскому календарю на Траорис явился некто, известный как «Золотой Король».
Приветствуемый как освободитель, он разогнал темные культы, правившие до его прихода. Он уничтожил их мечами и штормами, встав во главе армии рыцарей, одновременно величественных и ужасающих. Кабал лордов-колдунов, сраженных Золотым Королем, веками держал в рабстве траоранцев, все это время не знавших ни мира, ни свободы. Их предки давным-давно покинули Старую Землю в надеждах на лучшее, но Траорис — одинокий, оказавшийся в изоляции с наступлением Древней Ночи, — пал жертвой изначального зла. Грехи превратили слабых людей в покорные вместилища для этой тьмы, и лишь чудесный свет мог от нее избавить.
И Золотой Король прогнал ее, принеся свободу и просветление. Он осенил этот мир своим присутствием. Благословил его.
Много лет прошло с тех пор, как Золотой Король отбыл с Траориса, и за годы последующей реколонизации мир постепенно изменился. Исчезли крепости лордов-колдунов, а на их месте выросли огромные заводы и фабрики. К Траорису и его людям пришла промышленность.
Восемь городов стояло на его серой земле, и работники кишели в доходных домах, построенных на развалинах былых времен. Анвей, Умра, Иксон, Ворр, Лотан, Крен, Орлл и Ранос — там, где находились самые большие залежи нужной Марсу руды, возникли эти островки цивилизации, разделенные многими километрами жестоких пепельных пустынь и молниевых полей, захлестываемых штормами.
Да, некоторые называли Траорис благословенным миром. Но не те, кто здесь жил.
Алантея бежала, хотя и понимала сердцем, что это бесполезно. Шел сильный дождь — еще с тех самых пор, как в небе над Раносом показались эбеново-багровые корабли. Дорога под ногами стала скользкой от ливня. Она уже два раза падала, и теперь из-за ушибов в колене опасно пульсировало.