Асдрубаэль Вект удовлетворенно кивает. Я отдаю приказы, чтобы уцелевших воинов богато вознаградили, когда они вернутся. Моим словам подчинятся так же верно, как если бы их произнес сам великий тиран, ибо немногие здесь знают, что я — не он. С течением времени выживших героев одного за другим убьют, чтобы они не могли распространить неизъяснимую порчу, которая затронула их, пока они с ней сражались.
Последнее хрустальное окно, которое изучает Вект, непохоже на другие. Оно демонстрирует раздутую, ущербную звезду на фоне терзаемого бурей неба. Это Илмея, одно из похищенных солнц, которые были порабощены много эпох назад, чтобы согревать и освещать Комморру. Звезда выглядит запутавшейся в паутине, столь тонкой, что ее нити почти незаметны на фоне плененной громады. На самом деле едва видимая сеть невообразимо громадна, а сама звезда стиснута до малой доли нормального размера, заточена в пространстве между измерениями, как узник в ублиете.
Свирепое пламя бушует на поверхности Илмеи, но оно явно утихает — каждая новая арка черного огня выглядит слабее и меньше, чем предыдущая, в противоположность тому, что было всего какие-то минуты назад. Вект делает жест в направлении кристалла, и вид смещается ближе к одной секции сети, окутавшей Илмею. Становится видно, что это система из громадных сооружений, соединенных миллиардами километров кабелей. Стаи темных, кинжалообразных кабалитских кораблей устремляются вниз от гигантской башни, будто дождь из черных ножей, проливающийся на Комморру.
Верховный властелин распрямляет спину и пристально смотрит на эту сцену. Архонт Иллитиан и его кабал Белого Пламени выжили. Я знаю, какие глубокие подозрения Вект питает насчет Иллитиана. Он уже приказал архонту Аэз'ашье из Клинков Желания уничтожить Белое Пламя. Видно, эта задача оказалась ей не по силам. Я чувствую, что подлинный Асдрубаэль Вект собирается заговорить, и подхожу к нему так же мягко и беззвучно, как тень.
— Приведи сюда Ситрака и Малис, — говорит истинный Вект, — и пошли за моими медузами.
Исполненный ужаса раб охотно покидает помещение, чтобы вызвать двоих из высших архонтов, ждущих снаружи. Мой дух оживляется еще больше при известии о том, что мне предоставится редкая возможность увидеть моего единственного настоящего друга. Это, поистине, день чудес.
В атриуме рядом с наблюдательной комнатой Векта собрались самые могущественные архонты Комморры, ожидая приказов верховного властелина. Высокие ониксовые стены атриума переходят в отлогий потолок, в который вставлены несокрушимые рубиновые панели, и проходящий сквозь них изменчивый свет Илмей окрашивается в цвет крови. Сюда призвали хор боли, чтобы архонты могли поразвлечься и немного подкрепиться во время ожидания. Тощий белокожий хормейстер, гемункул по имени Уверашки, был известен своей разборчивостью и артистическим чутьем. Под уверенной рукой Уверашки высокие, пронзительные стоны хора никогда не прерывали разговоров и ни на миг не выбивались из тона.
К сожалению, даже его виртуозное мастерство в искусстве ваяния плоти и причинения мук не могло отвлечь архонтов друг от друга. Атмосфера потрескивала от скрытого и едва сдерживаемого напряжения. Между архонтами существовала жестокая конкуренция, убийственная зависть и многолетние вендетты, столь яростные, что они могли губить звезды и обрекать целые расы на забвение.
Среди них был Валоссиан Ситрак, охотник за душами, который действовал как архонт принадлежащего самому Векту кабала Черного Сердца. Он нетерпеливо шагал туда-сюда, ожидая призыва к действию от своего повелителя. Неподалеку, будто птица на насесте, восседал архонт Маликсиан из Девятой Хищницы, облаченный в пернатый плащ и маску с клювом, и скорбно размышлял о том, как Разобщение разорило его любимые вольеры. Леди Аурелия Малис, архонт кабала Ядовитого Языка, заговорщицки шепталась с архонтом Хромис из кабала Обсидиановой Розы, известной своим оружейным мастерством и умом столь же острым, как выкованные ею мономолекулярные лезвия. Лорд Ксератис, архонт кабала Сломанной Печати, стоял у стены, глядя в одно из множества узких окон атриума. Ксератис взирал на истерзанный ландшафт Комморры с алчным выражением на лице, вероятно, жалея, что все эти разрушения не были причинены его собственной рукой.
Игры, в которые эти великие лидеры привычно играли друг с другом, причинили несказанные страдания бесчисленным миллиардам, но обычно это происходило лишь за пределами великого портового города Комморры. Внутри вечного города их избранными инструментами становились тайные убийства, засады, внедрение агентов, шантаж и похищения, ибо верховный властелин не одобрял использование более мощных средств. Теперь же архонты были вынуждены сидеть и ждать команд, пока вокруг пылал их дом. Даже среди столь образцовых воплощений древней злобы начинало проявляться напряжение от бездействия.
Было бы ошибкой считать собравшихся архонтов самыми преданными сторонниками Векта, за возможным исключением Валоссиана Ситрака. Это бы значило проявить к ним куда как больше доверия, чем они заслуживали. Личная верность мало что значила в Центральном пике или где-либо еще в Комморре. Скорее, эти архонты были теми, кто был так или иначе прочно привязан к Асдрубаэлю Векту — кто его покровительством или защитой, кто угрозой его возмездия или секретами, известными только им самим да Векту.
На протяжении столетий верховный властелин сплел по всей Комморре сеть незаметных взаимозависимостей, столь плотную, что он мог командовать этими архонтами, не питая ни малейших сомнений по поводу того, подчинятся ему или нет. Их кабалы и их могущество зависели от порядка, ныне существующего в вечном городе, и поэтому любая угроза этому порядку означала угрозу и лично для них самих. Ни один из них не мог и не стал бы ни на миг доверять кому-то из остальных, но в текущем кризисе они стали бы работать вместе в идеальном порядке, чтобы все продолжали удерживать бразды правления. Даже предателей и убийц можно было заставить совместно трудиться перед лицом общей угрозы.
Когда покрытые тонкой гравировкой двери наблюдательной комнаты распахнулись, все архонты перевели взгляды на нее. Каждый из них, вероятно, надеялся, что Вект призовет именно его и никого больше. Бледный раб, показавшийся в дверях, обнаружил себя прикованным к месту двумя дюжинами безжалостных черных глаз, пронизанных бессчетными столетиями пыток и убийств. К своей чести, раб лишь раз сглотнул, прежде чем объявить дрожащим голосом:
— Верховный властелин вызывает к себе лорда Ситрака и леди Малис.
