Заунывно взвыли трубы. У помоста посреди площади появились разноцветные стяги. Я присмотрелся — таких никогда не видел. Бело-голубые, на гербах изображены перекрещивающиеся мечи и кузнечная наковальня. Нечто новенькое. К власти пришла какая-то партия? Хотя я могу и ошибаться — из меня плохой знаток геральдики. А уж в политике вообще профан. Да и не нужно мне это, своих проблем по горло.
На помост, отдуваясь, влез толстенький коротышка в богатом наряде и шитом серебром плаще. На шее — тяжелая золотая цепь с гербом города. Я пригляделся, сразу понял — кабинетная крыса из той породы закомплексованных и мелочных людишек, что правдами и неправдами рвутся к власти. А заполучив в пухленькие ладошки богатство, задирают нос и воображают себя очень, ну просто очень важными персонами. Круглое личико морщилось в гримасе гадливости и презрения: ведь перед народом надо выступить… Что может быть хуже? Чиновник вздрагивал, с ненавистью смотрел в дождливоенебо. Долго пыхтел, пытаясь унять одышку, вытирал пот со лба кружевным платочком. Наконец справился с собой, что-то сказал стоящему рядом молодцу в доспехах.
Вновь взревели трубы, глашатай в цветастом камзоле призвал к тишине. Люди зашикали друг на друга, стало относительно тихо. Всем было интересно, что же хочет передать через холуев отец народа. Толстяк откашлялся, развернул перед собой большой свиток. Прищурился, заплывшие свиные глазки заметались из стороны в сторону. Перечитывал, чтобы, не дай боги, не ошибиться.
Под ногами мерзко хлюпало. Вся площадь — сплошная лужа, грязная и противная. Пахло мокрой шерстью, крепким мужским потом. Бррр. Волшебная куртка исправно грела, но лицо и руки замерзли. Сапоги потихоньку стали протекать. Как бы насморк не подхватить. Хотя о чем я? Вылечусь одним заклятием, но не хочется стараться ради такой мелочи.
— Жители Гента! — провозгласил толстяк с постамента. Голос противный, визгливый, словно у старой стервозной женщины. — Вы знаете сложившуюся ситуацию. В Свободные Земли пришла беда. Соседние государства объявили нам экономическую блокаду. Скифрская империя стягивает войска к нашей границе…
— Что такое экономическая блокада, дядька? — спросил молодой кузнец у соседа, крупного широкомордого мужика с длинными усами.
Тот почесал затылок, откашлялся. В глазах стояли страх и тоска. Видимо, знал, что ничего хорошего не будет. Ни сейчас, ни потом. Но уйти не мог — нельзя отрываться от коллектива.
— Значить… торговать с нами не хотят, — пробубнил дядька хриплым, простуженным голосом. — Имперцы, тудыть их за ноги, пригрозили соседям. Нас ослабить хотят.
— Значит, война?! — ахнул парень, широко распахнув голубые, по-детски наивные глаза.
— А че… — хрюкнул усатый. — Война, значить… Ниче, прорвемся. Ты, Вакур, дядьку слушай. Дядька тебе плохого не отсоветует… Сховаем добро, сами схоронимся. Небось стороной беда пройдет.
На них зашикали, а кто-то очень добрый посоветовал захлопнуть пасти.
Чиновник сделал эффектную паузу. На публику работал: если выгонят из мэрии, вполне может стать актером. Еще раз протер лоб платком, воздел руку в величественном жесте.
— Вы должны знать! Разведчики из гарнизонов пограничных крепостей обнаружили крупное скопление имперских войск у наших границ. По словам воинов, скифрская армия почти готова к наступлению. Весной, когда дороги станут проходимыми, тяжелая длань имперцев попытается покорить Свободные Земли.
По толпе пронесся приглушенный вздох. Люди застыли, пораженные страшной вестью. Каждый и раньше понимал, что такое возможно. Но предполагать, пугать друг друга слухами — одно, а слышать, что война не за горами, уже стучится в твою дверь, — другое.
— …В свете последних событий наш мэр издал указ… Каждый мужчина, способный сражаться, обязан вступить в ополчение! За городом построены временные учебные лагеря. За неявку или уклонение — казнь через повешение! За предательство — казнь через повешение! За несоблюдение режима военного времени — казнь…
Люди волновались, переглядывались, качали головами. По рядам пронесся глухой ропот.
Я потихоньку подался назад, нашел лазейку и стал выбираться из толпы. В голове звенящая пустота, в груди какая-то странная боль. Вот и пришел этот день, Тох не ошибся. И виноват я. Не смог предотвратить/не переубедил Аша, не уберег Сферу Огня… Я сжал посох до боли в пальцах, закусил губу. И что теперь делать? Бежать? Спасаться? Ведь ясно — Свободные Земли обречены. Да и не хочу я драться за край, что погряз в пороках, как свинья в помоях, где люди ничем не отличаются от зверей — похотливых, жестоких, отвратительных. Все бросить и отправится путешествовать? Быть странствующим магом, искать знания и истинное могущество? Можно и так…
Мужчины стояли плотно, плечом к плечу, но я как-то протиснулся. Мне вдогонку неслись ругательства, недовольное ворчание и крики. Кому-то на ногу наступил, кого-то толкнул плечом. С постамента еще слышался визгливый голос толстяка:
— Введено военное положение. Вся полнота власти сосредоточена в руках мэра! Набор в ополчение будет произведен сейчас же! За это отвечает начальник стражи Гента Патрик Кенар. За зиму каждый должен научиться держать оружие в руках. Граждане, мы должны отстоять свой край! Приказ мэра не обсуждается!..
«Приехали, — подумал я с грустью. — Наш толстячок-мэр оказался не только ценителем женщин и вкусной еды. Захотел абсолютной власти в городе. А ввести военное положение — очень ловкий ход. Видимо, вся стража на его стороне, иначе последовал бы переворот за переворотом. Интересно, цеховой совет уже распущен или еще пытается бороться? Хотя… верно. Лишь жесткая власть может сохранить порядок в неспокойное время».
Я выбрался из толпы, отряхнулся. Вроде бы ничего не потерял, посох в руках, сумка за спиной. Пора бежать. А то как бы в армию не забрили. Перепрыгнул через огромную лужу, увидел впереди вход в подворотню. Было ясно: поход к тетушке Сваре отменяется. Нужно зайти домой, собрать на всякий случай необходимые для путешествия вещи. Отправлюсь в родную деревню, проведаю мать и младшего брата.
Сзади доносились возмущенные крики. Люди протестовали. Понятно: никому не хочется бросать теплые, уютные дома, идти невесть куда, а потом, возможно, погибнуть на войне.
До желанной подворотни осталось совсем чуть-чуть, когда дорогу преградил высокий стражник. Закрылся щитом, наставил на меня алебарду. Весь в железе с головы до ног, из-под доспехов валит пар. Видимо, не первый час бродит по дождю, успел промокнуть. Но тело разгоряченное, под латными пластинами кольчуга, а под ней еще и несколько шерстяных рубах. Глаза зло поблескивают сквозь прорези в забрале, голос гулкий, словно говорит в железное ведро:
— Куда прешь, парень? А кто будет в ополчение записываться?
Я остановился в замешательстве. Пока думал, как посту-
пить, рядом с солдатом словно из-под земли выросли еще двое.
— Что, Марк, беглеца поймал? — громыхнул один.
— Улизнуть хотел под шумок, — хохотнул первый. — Думал, не заметим. Но мы ведь бдим.
— Бдим, — согласился второй и обратился ко мне: — Что ж ты, парень? А кто родину защищать будет?
Я застыл, судорожно пытаясь найти выход из положения. Эти трое большие и сильные, каждый на голову выше меня, хотя в плечах мы примерно одинаковы. Но они закованы в железо, умеют сражаться.
— По-моему, осталось достаточно кандидатов, — хмуро произнес я и махнул рукой в сторону толпы.
На площади творилось нечто несусветное. На постамент поставили стол, посадили писаря. Людей сгоняли пинками и тычками, выстраивали в очередь. Толпа гудела и ревела. Люди мастеровые — мощные, мускулистые. Но в руках солдат оружие. И этим все сказано. Умирать никому не хотелось. Народ постепенно успокаивался, покорно подходил к столу. Писарь что-то спрашивал, быстро черкал гусиным пером по бумаге. Отобранных сразу уводили, строили в колонны.
— Ты тоже сгодишься, — хмыкнул стражник.
— Я маг, — сделал я последнюю попытку отвязаться. Отступил на шаг, надеясь обойти солдат.
