— Чародеев записывают в канониры, обслугу орудий и огнеметателей, — сказал первый страж. Надвинулся на меня и толкнул древком алебарды в грудь. — А ну пошел назад, парень! Зашибу!
Мир вокруг залило ярко-алым, внутри у меня все закипело. По жилам пронеслась волна раскаленной лавы, аж пальцы задрожали. Я почувствовал, как от ярости вздуваются тугие желваки на скулах, напрягается каждый мускул в теле. Из темных глубин сознания рвалось нечто страшное и дикое. Я заметил, что после инициации посохом слишком легко прихожу в бешенство. Не знаю, с чем это связано, но сдерживать себя очень трудно. Раньше даже в худшие моменты старался оставаться невозмутимым и бесстрастным. Теперь любая мелочь может пробудить во мне черную ненависть и жажду крови.
Я зарычал, нагнул голову, словно атакующий бык. Тут же почувствовал, как мир вокруг преобразился: все виделось по-иному, очень четко и ясно. Тело сделалось легкое и быстрое, мышцы стали крепче металла. Теперь я мог гнуть подковы пальцами, ломать человеческие кости. Губы сами собой шептали заученные ранее заклинания. В левой руке тут же появилась маленькая шаровая молния. Зашипела и заискрилась, распространяя запах свежести и летней грозы.
Надо отдать должное стражникам, смелые ребята — не растерялись. Один тут же ударил по руке алебардой. Точнее, попытался. Я двигался слишком быстро. Для них мои движения выглядели смазанными, размытыми. Однако солдату удалось задуманное. Шаровая молния сорвалась с ладони и безобидно размазалась по стене ближайшего дома, оставила после себя темное, чуть оплавленное пятно. За спиной раздались вопли. Меня заметили.
Я плюнул на изыски и кинулся врукопашную. Кулак настиг двоих, смял забрала и вбил железные решетки в зубы. Стражники безмолвно повалились на землю, словно два мешка с сеном. Металл шлемов окрасился в алый цвет, по грязно-серым лужам расплылись кровавые дорожки. Третий солдат охнул, отчаянно рубанул алебардой наискось, сверху вниз. Я быстро шагнул вперед, перехватил древко еще в замахе и вырвал оружие из рук стража. Парень ошеломленно потряс головой, отступил назад и плюхнулся пятой точкой наземь. Недолго думая, подобрал валяющийся рядом щит товарища, спрятался за ним. Злорадно ухмыльнувшись, я медленно сжал пальцы. С сухим хрустом древко разломилось надвое. В ладони осталась лишь горсть щепок и древесная труха. Половинки алебарды упали на мостовую. Стражник ахнул, оттолкнулся ногами и постарался отползти подальше. «Так вам! — подумал я с мстительным удовлетворением. Привыкли, что маги — лишь слуги, неспособные защитить себя механики и лекари. Теперь получайте. Я вас научу уважать чародеев!»
— Кто еще попытается меня остановить? — поинтересовался я невинно.
— Давай я попробую! — громыхнул кто-то позади. Голос низкий, почти рычащий, словно громадный медведь решил заговорить.
В спину дохнуло холодком опасности. Я резко развернулся, выбросил вперед навершие посоха. Каменный шар в наконечнике увесистый и тяжелый, им можно дробить черепа врагов. Смельчаку не поздоровится. Перед глазами мелькнула смазанная тень, мощный толчок в грудь выбил из меня дух, лишил равновесия. Я отшатнулся, мелко засеменив, чтобы не упасть.
— Хорошо бьешь, Эскер! Твоя древняя магия не так уж и плоха. А. я сомневался, — прогудел рядом знакомый до боли голос.
Я помотал головой, с изумлением уставился на заросшую черной жесткой шерстью физиономию двоюродного брата. — Тох!
— А то кто же! — сказал он зычным голосом.
Я вгляделся в крупное лицо, в грубые черты, будто небрежно вытесанные из камня двумя-тремя ударами кайла. Брат, как всегда, казался громадным, словно ожившая гора. Руки как бревна, рельефных мускулов нет. Мышцы скрыты под защитной жировой прослойкой. Мощная бочкообразная грудь защищена толстыми стальными плитами доспеха. Руки и торс обнажены. Помимо доспеха брат надел лишь кожаные штаны и сапоги. Ему даже дождь нипочем, густая шерсть защищает на славу. Холода тоже не чувствовал, мог в самый лютый мороз ходить голым.
Тох оскалился в белозубой улыбке. Во рту блеснули длинные острые клыки.
— Бью как умею, — виновато развел я руками.
— У тебя получается, — ухмыльнулся брат. — Можешь двигаться быстрее?
— Навряд ли.
— Ясно, — кивнул Тох. — Скорость дает тебе магия, но тело-то человеческое, хрупкое. Можешь развалиться на части.
«Действительно, — подумал я. — Оборотни полностью контролируют свое тело. Могут менять форму по желанию, полностью перестраивать организм. А у меня так не получится, могу работать исключительно с мышцами. И то немного. В этом и есть большой недостаток древнего чародейства. Маги-спецы в своей сфере всегда будут лучше. У боевых чародеев огненные шары и молнии летают быстрее, ли-кантропы контролируют тело вплоть до последней клеточки. Но у меня есть и огромнейшее преимущество — я владею всеми видами волшебства. Пусть не так быстро, пусть понемногу каждым. Но в сумме получается очень внушительно. Да и Высшая Магия… Но на будущее нужно учесть эти особенности, если придется драться с магами».
Взгляд зацепился за странную деталь. На поясе у Тоха в ременной петле болталась огромная секира. Обычный человек такую не поднимет, надорвется. Широкое лезвие остро заточено. Сколько помню брата, он никогда не носил колюще-режущего. Тох сам по себе оружие, страшное в своей разрушительной мощи. Маги-ликантропы очень опасны в бою. Им ничего не стоит отрастить острые клыки, рога, шипы, отравленные иглы, сделать кожу плотной как дерево… Из оборотней получаются лучшие фермеры: очень чутко чувствуют животных, понимают язык птиц и зверей. Но и воины — величайшие в Свободных Землях.
Тох перехватил мой взгляд, поморщился.
— Символ власти, — пояснил он. — Солдаты должны знать, что перед ними командир.
Моя челюсть медленно отвисла. Я выпучил глаза, изумленно присвистнул:
— И как это понимать?
Брат пожал плечами, с досадой махнул рукой:
— Долгая история. Не рассказывать же под дождем. Пойдем выпьем пивка и поговорим по душам.
Тох мотнул головой. У края площади приткнулся небольшой трактир. На скромной вывеске название: «Полярная сова». Я задумчиво потер подбородок. И правда, почему бы не сходить? В сапогах хлюпает вода, ноги начинают мерзнуть. Пива не хочу, но горячий чай будет кстати… Пошли, — кивнул я. — По душам так по душам.
Солдаты так и не очнулись. Плавали в луже, словно острова в бескрайнем океане. Недобитый стражник поднялся на ноги, боязливо следя за каждым моим движением. Тох склонился над поверженными, покачал головой с осуждением. Осторожно поддел когтями решетки забрал, медленно поднял.
— Приведи друзей в чувство, — сказал брат оставшемуся стражнику. — И доставь в лазарет. Живы, но зубов недосчитаются.
— Да, капитан Альен! — отозвался парень.
Голос у него дрожал, и он все косился на меня — вдруг зарычу и опять начну кидаться молниями. Однако вид начальства привел его в чувство. Воина сотрясала крупная дрожь. Так всегда бывает после боя. Бежишь с оскаленной пастью, рычишь, роняешь пену. Тотов перегрызть врагам глотки. Но когда сражение заканчивается, чувствуешь себя маленькой и слабой мышкой, серенькой и невзрачной.
Я окинул взглядом низкое небо, заполненное громоздкими ленивыми тучами, устало вздохнул. Не люблю осень. Точнее, период, когда природа агонизирует, готовится к скорым холодам. Серость в небе, серость на земле, серость в душах людей. Деревья стоят полуголые, с остатками чахлой желтой листвы. Весь мир пропитан водой. На крышах домов, верхушках фонарей, зубцах оград сидят толстые нахохлившиеся вороны, лениво каркают… Настроение паршивое, от будущего не ждешь ничего хорошего. Скорей бы зима.
Тох оставил последние указания солдату и обернулся ко мне. Мы прошли к трактиру. Брат толкнул старую рассохшуюся дверь, пропустил меня вперед. Внутри оказалось неожиданно тепла и уютно. В очаге пылал яркий огонь, вкусно пахло наваристой похлебкой и глинтвейном. Несколько толстых свечей давали приятный для глаз золотистый свет. Несмотря на раннее время, тут было много посетителей. Несколько стражников лечили простуженные глотки чаем, компания оставшихся без работы мастеровых угрюмо накачивалась пивом.
