начала пребывания на научной станции, вплоть до момента, когда он оказался заперт. Но кое-что он точно помнил: как перестал переживать по этому поводу, просто приняв это за естество жизни, контроля над которым у него, к сожалению, нет. Раз уж такое происходит, то его упрямство встретит это и примет практически назло – вот только назло кому именно? Но пока этого не произошло вновь, все свои силы он предпочитает направить на простые по меркам этого места занятия.
Вернувшись в свою комнату, Портер взял из шкафа герметично упакованный готовый обед – всего лишь небольшой контейнер, вмещавший в себя замороженную смесь из мяса и крупы. Чаше всего это была овсяная каша – но он не придирчивый, да и подобный рацион содержит все необходимое, как когда-то закрепил в нем отец.
У двери в смотровую, расположенную почти по центру, стоят маленький стол и стул, приставленный одной стороной вплотную к границе с космосом. Портер подошел к раковине, как всегда, обязательно закрыв за собой дверь, и его вновь настиг короткий страх перед нажатием на кнопку, дабы налить в раскладной стакан холодной воды. Ее возможное отсутствие пугало его так же, как и нападение хищников на его единственный запас еды. Когда она полилась так же бесперебойно, как и всегда, он выдохнул с ощутимым облегчением: все же сделанные запасы воды не вечны, отчего ресурс этот крайне ценен. Бегло осмотрев себя и умыв лицо простой водой, он посмотрел в не самое чистое зеркало. Не было ни мыла, ни чего-либо подобного, так что считать себя чистым – это обманывать себя. «Ну и плевать, – думал он, – уж какой есть». Волосы успели несколько отрасти после последней, крайне непрофессиональной стрижки ножницами, борода была приличной. «Стоит, наверное, все же подкоротить», – думал Портер. «Хотя какая разница, как я выгляжу, я же не на показе сраной моды!» – вновь пронеслось у него в голове, отчего горделивая улыбка подняла ему настроение.
Портер разогрел контейнер в небольшой печи, хранившейся в его логове под кроватью, чье тепло порой согревало его, и наконец-то сел за стол, положив дробовик себе на ноги. Глядя в бескрайние, практически завораживающие просторы мира за пределами станции, твердой рукой он делил бесцветную смесь на дольки, после чего неспешно помещал каждую в рот и так же неспешно кушал, стараясь уловить хоть какие-то вкусовые ощущения, наслаждаясь каждым глотком пищи и воды, чуть ли порой не считая количество движений челюсти. Девять долек, практически идентичные по всем параметрам, символизировали отсчет времени до момента, когда вид манящего своим таинством бескрайнего космоса придется сменить на узнаваемый до миллиметра его личный дом, покинуть границы которого он не в состоянии.
Словно сбегая с Вектора, пусть и не на долгое время, он блуждал среди звезд и представлял виды разных планет, которые в его воображении вызывали хоть какие-то приятные чувства, да и хорошее дополнение к трапезе не помешает. Музыку с доступных ему КПК он уже заслушал до дыр, да и не был ее фанатом. А чтение литературы поначалу хоть и оправдывало себя по полной, в итоге сильно стало напоминать повседневную работу, отдых от которой оказался невероятно важен, дабы не перегореть. Порой казалось, словно он тонет в звездах, будто бы вокруг него и нет никаких стен, как и самого тела. Казалось, подобное должно сломать человека, всерьез искажая восприятие реальности, – но именно на Векторе, не без особых, уникальных для этого места условий, подобная слабость была лишь каплей в море – безобидной и невредимой, потому что на станции были куда более опасные рычаги влияния на его видение мира.
По возвращении он почти всегда чувствовал себя более отдохнувшим, почти как после крепкого и приятного сна, – который периодически, причем все чаще и чаще, оборачивался личным кошмаром, что абсолютно заслуженно и справедливо будет преследовать его до самой смерти. Сон, а точнее, мучающий кошмар, сопровождающийся сильнейшим эмоциональным осадком как во время, так и после, являлся не менее важным для его выживания, чем те же еда или вода. Но причину этой важности Портер пока не способен принять всецело и честно.
Вымыв очень тщательно контейнер в раковине, избавляясь от лишнего запаха (ведь уже давно он не оставляет ни одного кусочка, а с недавних пор даже тщательно вылизывает всю тару), Портер аккуратно убрал его в угол своей комнаты, в остальную стопку. Выйдя, он закрыл дверь в свое логово и, вновь прислушавшись, все так же не слышал ничего, кроме периодических непонятных всплесков где-то за пределами его дома, вполне подходивших для определения галлюцинаций. В такие моменты он вновь чувствует странный страх перед теми, кто когда-то, возможно, все же прилетит сюда, чтобы спасти его, чтобы дать новую жизнь…
С неожиданной для себя тяжестью он сел за центральный компьютер, игнорируя до конца дня все взгляды направо, в сторону космоса, что все чаще казалось тем самым отчаянным и беспроигрышным выходом. Первым делом Портер проверил последнюю отправку, запущенную вчера перед сном. Пакеты данных были большими, а расстояние – еще большим. Все же принимающая сторона не сразу могла получить такой объем, даже несмотря на сортировку, которую Портер проводил лично. И вот сейчас, убедившись в том, что связь не была потеряна и отправка прошла без сбоев, если верить компьютеру, он вновь открывает файлы станции Вектор с серверов. Поначалу он лишь копировал данные с жестких дисков, которые собственноручно достал из архивов станции, и сразу же пересылал своим людям на отдельный спутник телекоммуникационной компании, где работал журналистом уже долгих десять лет. Но с недавних пор копирует сначала на компьютер, а потом уже напрямую к серверу. Эта работа и привела его сюда изначально, ведь не каждый день удается узнать о том, как объявленную уничтоженной естественными силами космоса крупнейшую станцию по изучению внеземных объектов на самом деле просто прятали от мира в совершенно другом месте, нежели там, где она должна была быть. В то же самое время, пока тысячи оплакивали работавших здесь близких и родных, Вектор был полигоном для научных тестов первого в истории человечества найденного в космосе образца внеземной Жизни. Настоящая сенсация, о которой мечтает каждый журналист, но о которой никто за пределами станции так и не узнал, – вплоть до прилета Портера, разумеется.
Рутина вновь заняла большую часть его дня, но сегодня вмешательство в его одиночество случилось заметно ранее, нарушая, как он всегда думал, некую тенденцию.
– Ты сегодня плохо выглядишь, – сказал голос, некогда казавшийся забытым, вопреки отсутствию скорби потери. Каждый раз Портер уверенно чувствовал отсутствие их активности, словно сам воздух
